Эдгар Берроуз - Избранные произведения. I том

— Завтра ночью мы не услышим их, — сказал Атан Том, — завтра мы будем уже далеко на пути в Эшер — в Эшер и к Отцу бриллиантов.

— Вольфу будет трудно нас догнать, — сказал Лал Тааск, — и если мы будем возвращаться из Эшера другой дорогой, он никогда нас не найдёт.

— Ты забыл о Магре, — сказал Атан Том.

— Нет, — ответил Тааск, — я не забыл о ней. Она найдёт дорогу в Париж, как почтовый голубь своё гнездо.

— Ты недооцениваешь Вольфа, — сказал Том, — он ни за что не откажется от своей доли бриллианта, не бойся.

— И получит это! — Лал Тааск указал на свой нож.

— Ты неисправимый! — рассмеялся Том.

— О, эти барабаны! — простонал Лал Тааск.

— Эти барабаны! — воскликнула Магра. — Вы когда-нибудь слышали что-либо более ужасное в своей настойчивости?

— Вечерняя развлекательная программа, — сказал Грегори, — скучная трансляция, которую невозможно выключить.

— Я так беспокоюсь о Тарзане, — сказала Магра, — он один в этом ужасном лесу.

— Я бы о нём особенно не беспокоился, — поспешил уверить её д’Арно, — он всю жизнь провёл в ужасных лесах, и может сам о себе позаботиться.

Вольф пробурчал:

— Теперь он нам не нужен. Я могу провести вас в Эшер. Лучше избавиться от обезьяны.

— Я уже слышал об этом, Вольф, — сказал д’Арно. — Тарзан — наша единственная надежда попасть в Эшер и выбраться оттуда живыми. А ты занимайся своей охотой. Даже в этом ты не преуспел. Тарзан приносит для нас всю еду.

— Послушайте! — воскликнул Лавак. — Барабаны! Они умолкли.

Кричащая стая окружила беспомощную девушку. Время от времени копьё касалось её тела, и она невольно вздрагивала. Позже пытка может стать ещё более изощренной, или какой-нибудь обезумевший дикарь, пришедший в неистовство от возбуждающего танца, может вонзить своё копьё в её сердце и с ненамеренным милосердием освободить её от страданий.

Когда Тарзан приблизился к самому краю открытого места, где находилось селение вождя Мпингу, он спрыгнул на землю и быстро побежал к палисаду. Эта часть селения не была освещена, а он знал, что все племя соберётся вокруг самого большого костра, который освещал листву деревьев, растущих в селении. Его не заметят, а какой бы шорох он ни произвёл, он будет заглушен барабанным боем.

С гибкостью Шиты-пантеры он обогнул палисад и скрылся в тени дальних хижин, затем бесшумно прокрался к большому дереву, которое скрывало хижину вождя, и перед ним открылась вся деревня с танцующими и вопящими дикарями. Прыгая по веткам, он добрался до другой стороны дерева и посмотрел вниз на дикую сцену. С ужасом узнал он жертву, привязанную к столбу. Он увидел орду вооружённых воинов, доведённых до экстаза барабанами, танцами, жаждой человеческой плоти. Он взял в руки стрелу.

Когда один из танцующих дикарей, доведённый до критической точки, остановился перед девушкой и поднял своё копьё над головой, чтобы пронзить её сердце, наступила внезапная тишина; и Эллен закрыла глаза. Конец пришёл! Она произнесла про себя молитву. Барабаны забили с бешеной силой, затем раздался крик предсмертной агонии.

Уверенность дикарей исчезла, когда стрела пронзила сердце палача. Вот тогда-то и замерли барабаны. Когда воин закричал, Эллен открыла глаза. Он лежал мёртвый у её ног, а на лицах дикарей племени Буирае было написано недоумение. Она увидела, как один из них, более смелый, крался к ней с ножом в руках; затем дикий крик раздался откуда-то сверху, и Тарзан из племени обезьян поднялся во весь свой рост, обратил взор на луну и издал победный клич самца обезьян. Он был громче, чем бой барабанов, и слышен далеко вокруг.

— Да, — сказал д’Арно, — барабаны смолкли, они, наверное, уже убили свою жертву. Какой-то бедняга нашёл конец, успокоение от мучений.

— О! А вдруг это Тарзан! — закричала Магра, и в это время тишину пронзил неистовый крик.

— Боже мой! — воскликнул Лавак.

— На этот раз победил Тарзан, — сказал д’Арно.

— Какой ужасный звук! — воскликнул Лал Тааск.

— Это Африка, Лал Тааск, — сказал Атан Том, — и это был победный клич самца обезьян. Я раньше слышал его в Конго.

— Это было далеко, — сказал Лал Тааск.

— Однако, слишком близко для полного спокойствия, — ответил Атан Том. — Мы разобьем лагерь очень рано.

— Но почему нам нужно бояться обезьян? — спросил Лал Тааск.

— Я не боюсь обезьян, — объяснил Атан Том. — Я сказал, что это был победный клич самца обезьян, но я не совсем в этом уверен. Я разговаривал с Мбули. Очень возможно, что человек, которого мы приняли за Брайена Грегори, совсем не был Брайеном Грегори. Я спросил Мбули, слышал ли он когда-нибудь о белом человеке по имени Тарзан. Он сказал, что слышал, что кое-кто думает, что это дьявол, и что все, кто поступает плохо, боятся его. Когда он убивает, по словам Мбули, он испускает крик самца обезьян. Если то, что мы слышали, не было криком обезьяны, значит, это был Тарзан; и это означает, что он охотится за нами и слишком близко для полного спокойствия.

— Не хотел бы я снова увидеть этого человека, — сказал Лал Тааск.

Когда крик нарушил тишину ночи, воин, который подкрадывался к Эллен, выпрямился и отступил в испуге. Остальные, оцепенев от ужаса, отступили от угрозы страшного крика, тогда Тарзан заговорил.

— Белый демон леса пришёл к белой мемсаиб, — сказал он. — Трепещите! — И сказав это, он спрыгнул на землю рядом со столбом, надеясь смелостью этого поступка устрашить дикарей на несколько минут, а за это время освободить Эллен и скрыться, но он не знал смелости Чеманго, сына Мпингу, который был уже наготове с ножом в руке.

— Чеманго, сын Мпингу, не боится демона леса, крикнул он и прыгнул навстречу Тарзану с ножом, и когда последние путы Эллен упали, Тарзан спрятал свой нож и приготовился встретить сына вождя. С пустыми руками он предстал перед вооружённым воином.

Когда Чеманго с занесённым над головой ножом был готов нанести удар, Тарзан схватил его за правое запястье, уперся рукой в его живот и поднял над головой с такой лёгкостью, как будто он был ребёнком. Нож выпал из рук Чеманго, когда Тарзан сжал его запястье.

Эллен Грегори, почти не веря своим глазам, смотрела с удивлением на необыкновенного человека, который осмелился один бороться с целым селением каннибалов; она не видела никакой надежды, только сожалела, что в жертву приносятся две жизни вместо одной. Это был смелый, благородный жест, но какой безнадёжный!

— Откройте ворота, — скомандовал Тарзан, — или Чеманго, сын Мпингу, умрёт!

Дикари колебались. Некоторые стали роптать. Подчинятся они или нет?

— Пойдём! — сказал Тарзан Эллен, и, не дожидаясь ответа от дикарей, все ещё удерживая Чеманго над головой, он направился к воротам. Эллен шла рядом с ним.