Михаил Баковец - Лорд 2

Кстати, операцию с использованием детей разработал обер-лейтенант. Он же со своей ротой участвовал в казни жителей деревни, выдавая себя за солдат вермахта и полицейских. Из всех, кто носил форму немецких холуёв, лишь трое были из местных жителей. Их-то и расстрелял Хайнц на глазах детей, чтобы добавить в оперативную игру реализма. По своим соотечественникам «ефрейтор» стрелял холостыми патронами. Подобного представления для неискушённых и напуганных детей хватило выше головы.

Капитан решил отыграть свою роль от и до, живя с детьми в зимнем лесу в шалашах, отдавая им все продукты и терпя голод. На тот случай, если бы поиски моего лагеря затянулись, у Хайнца была подстраховка в лице нескольких егерей в зимних маскхалатах, которые оставили бы в тайнике продуктов. Были два варианта: подвесить на парашюте ящик с оружием и едой, якобы, сброшенные партизанам с самолёта. Или сделать шалаш, на который «совсем случайно» выйдет капитан с детьми. Внутри будет лежать замёрзший красноармеец с вещмешком (или не одним) с консервами и сухарями, которых хватит ещё на несколько дней. Ну, а потом, если бы ничего не вышло с моими поисками, то детей просто… бросили бы. Бросили бы в зимнем лесу на морозе без еды.

— Твари! Какие же вы твари, — со злостью сказал я ему. — Что вам дети плохого сделали?

— Унтерменши, — спокойно ответил гэфэповец. — Какая разница в каком возрасте производить чистку? Лучше это сделать раньше, чтобы меньше ушло ресурсов на их рост. А рабов лучше кормить взрослых, которые могут много и хорошо работать.

Я едва не сдержался, чтобы не прикончить пленника после этих слов. И ведь он не просто это говорил — он так думал!

После такого разговора ни о каком смягчении участи пленного и речи не шло. Очень хотелось устроить ему роспись по телу ритуальным ножом, да чтобы он всё чувствовал, но нельзя. Вернее, неправильно в стратегическом, так сказать, отношении. Нужно, чтобы смерть гауптмана стала уроком для его соотечественников, любителей грязных методов. И заодно пора повторить рейд мести, напомнить немцам, что зря они не вняли предупреждению в табличках на повешенных в Витебске.

Хайнц в тот же вечер стал «учителем» языка для одного из волколаков. Что же до него самого, то вот как я распорядился.

— Прохор, направь двоих волколаков в Лепель что ли или в Полоцк. Пусть найдут форму немецкого капитана и принесут сюда. Нужно, чтобы этот, — указал на безучастного немца, в коем не осталось ни капли разума после ритуала, — оделся в неё. Потом повесите рядом с дорогой где-нибудь поближе к Полоцку. И займитесь ротой того обер-лейтенанта, который направил его сюда.

— Это мы с удовольствием, — оскалился бородатый беролак.

— Берите живыми. Потом вешайте так же вдоль дороги. А я пока займусь амулетами для минского аэродрома.

— Всё сделаем, как нужно, не сомневайся, Кирлис.

— Чёртова русская зима, — прошипел Макс Краузе, когда невольно коснулся голой рукой ствола пулемёта. Да ещё и сигарету уронил, ради которой и снял рукавицу. — Дьявол!

— Тихо ты, — шикнул н него его напарник по караулу. — Мне показалось, что снег скрипел совсем рядом.

Макс мигом смолк, торопливо натянул рукавицу и взялся за оружие. Как специально луна ушла за облако, и вокруг стало так темно, что — как говорят русские — хоть глаз коли.

— Тихо, — шёпотом произнёс он.

— Вроде бы…

И тут в избе, где на ночь остановились первое отделение, кто-то страшно заорал. Это был не сигнал тревоги. Было очень похоже, что человек увидел нечто невероятно кошмарное. От этого крика оба караульных остолбенели. Этим воспользовался враг. Неожиданно для немецких солдат рядом с ними на расстоянии вытянутой руки оказался мужчина в коротком полушубке, меховой шапке и с большим ножом в руке. Неуловимый глазу взмах, глухой удар и напарник Макса беззвучно падает на утоптанный снег.

— А-а-а! — заорал пулемётчик и надавил на спусковой крючок, держа оружие на весу. Повезло, что в этот момент неизвестный стоял немного левее от ствола. В таком положении стрелку проще всего довернуть оружие в сторону цели. Краузе ещё подумал, что русский партизан красуется, пугает, иначе бы расправился с ним и его товарищем совершенно незаметно. А раз так, то пусть получит немецкого свинца и стали за свою браваду.

«Кусторез», как иногда солдаты называли МГ за его бешеную скорострельность (но если говорить начистоту, то она практически не использовалась из-за повышенного расхода патронов и жуткого перегрева ствола со всеми из этого вытекающими) выдал короткую пятипатронную очередь и замолк из-за патрона, вставшего под углом. Такое при стрельбе не с сошек у МГ случалось довольно часто. Впрочем, русскому хватило и этого. Все пять пуль угодили ему в живот и пробили насквозь тело, свалили того на снег недалеко от напарника Макса.

— Мразь… — пулемётчик только и успел произнести первое слово, когда увиденное заставило его замереть от ужаса и в одну секунду поседеть. Русский даже и не собирался умирать. На земле он оказался только от удара пулемётной очереди. И едва коснувшись снега, как вновь вскочил на ноги с жутким рычанием, которое мог издать какой-нибудь волк, но точно не человек. — «О матерь божья!», — это была последняя мысль в его голове перед тем, как ему в лицо прилетел кулак партизана, мгновенно отключив сознание.

— Вот же гад, такой полушубок испортил, — со злостью сказал волколак, глядя на лежащего у его ног бесчувственного пулемётчика.

— А ты бы с ними не играл, а бил как все — тишком, — рядом возник Прохор. — Вон Терентий тоже решил ужаса нагнать на спящих в последней избе. Взял и оборотился в волка на глазах у одного из фашистов, который решил до ветру сходить. И за это получил в бок штыком. Только от другого немца, который проснулся, увидел волка рядом и пырнул его, думая, что это простой зверь. А Терентий, этот дурень, его ещё и порвал насмерть после этого. А ведь говорил же всем — живыми брать. Вот он ужо от меня в лагере получит, — и Прохор многообещающе потёр ладони. — А лорд добавит за то, что приказ его нарушили. Ладно, хватай этих и к саням тащи.

— Сделаю, дядька Прохор.

— И оружие их не забудь.

Восемнадцать немцев были связанны и уложены в сани. Ещё трое ренегатов, которые были не нужны в плане лорда, были убиты на месте, а их тела присоединены к живым оккупантам. Позже мертвецов выбросят где-нибудь под кустом, чтобы не грязнить рядом с деревушкой. Прохор ещё хотел отправить на небеса пару местных полицейских. Но на их защиту встали местные жители.

— Свои они, люди добрые, наши. Никого не обижают, партизан не гоняют, окруженцов не ловили, — запричитала какая-то старуха, когда связанных местных полицейских в одном нательном белье повели к саням, чтобы там им свернуть головы. — Немцы приказали нам в своей деревне назначить полицейских со старостой. Вот они и согласились. А что было делать, а, скажите на милость? Они бы ещё и расстреляли бы кого-нибудь.