Игорь Соловьев - Время полыни [litres]

– Нет, почему же. Действительно объявили. Как государственного преступника. Сразу после расследования, которое организовала специальная комиссия. Вы тогда много шороху наделали своей пресс-конференцией.

– Вы поэтому сюда пришли? Ненавидите меня за погубленную карьеру?

Автоматические двери лифта попытались закрыться, но Ямпольский подставил ногу. Ему не хотелось оставаться в сумраке подъезда наедине с таким собеседником. Яркая лампочка лифта словно отделяла профессора от зловещей неизбежности. И он держался за ее свет как за отсрочку.

– Знаете, Ямпольский, скорее, я вас презираю. За трусость. Может быть, самому себе вы кажетесь смелым человеком. Выжили во время выброса Зоны, побывали под пулями. Однако вы испугались главного.

– Чего же, позвольте спросить? – Ямпольский тянул время и думал о том, что, может быть, сейчас еще кто-нибудь войдет в подъезд. И тогда Лисовец вынужден будет уйти, так и не совершив того, что ранее задумал.

– Испугались пойти до конца. Стать первооткрывателем тех возможностей, которые нам дала Зона. Вместо этого вы опустили руки и стали просить о помощи соседей. Алчных, заметьте, соседей, которым такой подарок только на руку. Слышали последние новости? Европейские страны уже ввели в Зону свои военные контингенты и развернули собственные научные центры. Вы струсили, Ямпольский, сдав позиции, и предали всех тех, кто был готов пойти до конца.

– Высокопарная чушь. О каком конце вы говорите? О могиле? Да, туда вы готовы были отправить многих, но сами думали только о могуществе, которое хотели получить от Зоны. Ею нельзя управлять, Лисовец, вы и вам подобные просто безумны, если так считаете.

– Чтобы чего-то достичь, надо быть готовым на безумство. Однако наш разговор затянулся. Я окликнул вас лишь с одной целью, заглянуть на прощанье в глаза.

– И что вы там увидели?

– К сожалению, все то же. Фанатизм, убежденность в собственной правоте и ни капли разочарования. Впрочем, после того как вы стали мировой знаменитостью, иного трудно было ожидать. Но мы действительно заболтались, профессор. Нам пора.

– Нам? – переспросил Ямпольский, но уже все понял.

Личный шофер профессора, являющийся и его телохранителем, отложил газету. Ямпольский обещал зайти к сестре «буквально на минуту». Поэтому оставил водителя дожидаться в машине. Шеф не любил, когда за его спиной торчала охрана.

Район, в который они приехали, был солидный и спокойный. Старинные улицы, ухоженные дома. Профессор за последнее время редко выезжал из Зоны. Но его ближайшая родственница серьезно захворала, поэтому сегодня они были здесь.

Однако телохранителя вдруг охватило нехорошее предчувствие. Закрыв машину, он вышел на улицу. Посмотрел на дом, в который зашел Ямпольский. И тотчас же услышал звук приглушенного выстрела. Рванув из «оперативки» табельное оружие, телохранитель бросился к подъезду. Распахнув входную дверь, он увидел в глубине холла застывшее на полу тело профессора. А над ним фигуру незнакомого человека. Человек обернулся и поднял руку с пистолетом.

Выстрелили они почти одновременно. Зазвенели выброшенные отсекателями гильзы. Гулкое эхо побежало гулять по стенам.

Лисовец осел на пол, держась за бок. На дорогой, но несвежей уже рубашке стремительно распускалось влажное черное пятно. Мир потускнел. А спустя миг Владиславу Лисовцу показалось, что стены подъезда истончились и исчезли. И вот уже он стоит в огромном бескрайнем поле. В небе ползут грозовые тучи, сильный ветер гонит их вперед. И всюду, куда ни кинь взгляд, колышется буйное море полыни. Горький ее вкус заполнял нос, рот, каждую клеточку его организма.

Именно в этот миг Лисовцу пришло понимание, что смерти нет. Он становился частью этой травы, растворяясь в миллионах ее стеблей. От этой мысли у него захватило дух. Было уже совсем не жаль прежней, бренной оболочки. Тот, кто ранее был Владиславом Юрьевичем Лисовцом, обрел бессмертие. Его время пришло.