Мира Грант - Чужой: Эхо [litres]

Эта мысль заставила меня остановиться и приглядеться, следуя за узорами. Наконец я нашла несколько небольших оранжевых пятен. Оранжевая трава – хищная. Может, и оранжевый мох – тоже. Я не знала, как мне поможет это знание, но знание – сила, и сейчас у меня ее так мало, что всякий обрывок кажется мне ценным.

Кора стояла рядом со мной, но теперь выглядела менее испуганной – скорее изумленной. Прямо сейчас ей открылась новая, невиданная сторона планеты, на которой она прожила большую часть жизни. Немного грустно смотреть на этот ее детский восторг. Сколько у Загрея еще секретов? Сколько из них мы никогда уже не узнаем?

Я наступила на что-то мокрое и остановилась, глядя на землю. Под ногой у меня – большая лужа неправильной формы, около дюйма в глубину, и я сразу поняла, что это за жидкость – еще до того, как наклонилась и коснулась ее кончиками пальцев. Это человеческая кровь, успевшая подсохнуть. Ничто другое не обладает такой консистенцией. Выпрямившись, я решительно кивнула Коре.

Мы на верном пути.

По идее, я должна чувствовать себя увереннее, но на деле я словно оцепенела, будто все это происходило не со мной, а с кем-то другим. Может статься, мать Коры была права, и я все-таки андроид. Я изо всех сил ухватилась за эту мысль. Вполне разумно, не так ли: искусственный двойник умершей дочери, абсолютно здоровый и сильный – его не страшно отпускать за ворота, в отличие от настоящей, живой дочери, прикованной к постели из-за болезни, унесшей ее близняшку?

Генетический недуг Виолы – той, изначальной, – был реален. Могу сказать с полной уверенностью: я видела ее медицинские документы. Мама с папой впервые показали их мне, когда нам исполнилось пятнадцать – они тогда решили заняться нашим половым воспитанием. Все было достаточно прозаично: предохраняйтесь, даже если не думаете, что можете забеременеть, не делайте ничего, что вам не по душе, даже если вам станут говорить, как сильно вас любят, а еще у Виолы генетическое заболевание, и мы до сих пор не знаем, откуда взялась эта напасть, так что, если вы решите завести детей, будьте очень осторожны и готовы ко всему.

И как я тогда не заметила, что генетические тесты были сделаны тогда, когда нам было по три года? Столько всего открылось мне только теперь.

Вообще, хотела бы я быть андроидом. Хотела бы убедить себя, что я неубиваемая, что в любом случае спасу свою сестру и доставлю ее на шаттл, увезу Кору с Загрея и все это проверну с уверенной улыбкой – ну я ж бессмертная! Но это, увы, не так, а я – девушка из плоти и крови, только что в лужу этой самой крови наступившая. Может, это кровь моей матери или одноклассника, и как бы я сама себе зубы ни заговаривала, лучше от этого не сделается.

Мы прошли еще один поворот, и все окончательно пошло под откос.

На стене висел Мишель. Он был заключен в что-то похожее на гамак из студенистой на вид субстанции – одновременно вязкой и твердой. Как будто его окунули в монтажную пену и дали просохнуть. Его глаза были закрыты, голова безвольно поникла. Он не двигался. Я убеждала себя, что он уже мертв и мы ничего не можем для него сделать, но была одна маленькая проблемка: трупы не кровоточат… а Мишель истекал кровью. Медленная, устойчивая струйка бежала из уха, стекала по шее, капала на пену, удерживавшую его в подвешенном состоянии. Если бы виной всему была просто сила притяжения, ручеек бы уже иссяк. А если кровотечение не останавливалось, значит, сердце еще билось.

Я бросила взгляд на Кору. Она, кажется, напугана… но также и опечалена, как будто молча оплакивала того, кого знала почти всю свою жизнь. Она не поняла, что значит эта струйка крови. Я не хотела ей говорить.

Я не обязана ей говорить.

Мишель ранен, и ранен серьезно. И еще весь вымазан в какой-то субстанции, какую я никогда раньше не видела, и касаться этой дряни не хочется – вдруг так монстры узнают, что мы здесь? Если чудовища пока что не объявились, никаких гарантий на то, что они так и не появятся, нет. Если мы попытаемся отлепить Мишеля от стены, он только замедлит наше передвижение.

Чувство вины распустилось у меня в груди, как ядовитый цветок. Если я не скажу Коре, что Мишель еще жив, то с таким же успехом могла бы убить его сама. Он мне не друг. Я ему ничего не должна. Но Кора…

Любить кого-то и лгать – вещи взаимоисключающие. Если я солгу ей сейчас – положу конец нашим отношениям в дальнейшем. Неважно, как сильно мы рискуем – я должна сказать ей правду.

Наклонившись к Коре, я шепнула ей на ухо:

– Он жив.

Она опешила. Я коснулась своей шеи, затем показала на него, обращая ее внимание на стекающую кровь.

Кора, уловив мою мысль, медленно кивнула и одними губами спросила:

– Как быть?

Мне, пожалуй, должна льстить ее уверенность в том, будто на все вопросы у меня есть ответы. Честно говоря, немного стремно, ведь ответов у меня нет. Только мамин пистолет и пропавшая сестра. А еще на нас в любую минуту могла напасть стая кровожадных чудовищ.

Я не могла бездействовать, ведь Кора смотрела на меня с такой надеждой! Я осторожно шагнула к Мишелю. На мое приближение он никак не отреагировал – кажется, даже не осознавал, что в пещере есть кто-то еще. Чем ближе я подходила, тем тверже казалась субстанция, в которой был заключен Мишель. Мое первоначальное впечатление оказалось довольно-таки точным: выглядела эта штука, как закрытый со всех сторон полупрозрачный гамак из органических нитей. А еще, если смотреть слишком пристально, начинали болеть глаза… Поэтому я старалась не смотреть.

Я сосредоточилась на Мишеле. Кровь все текла и текла – значит, он не умер, как бы мне того ни хотелось. Осторожно протянув руку, я нащупала пульс. На удивление устойчивый – хоть и немного слабее нормального. Парень держится.

Над его левой бровью зиял глубокий порез. Уголки рта были порваны, как будто его насильно раскрыли слишком широко и удерживали так какое-то время. Я легонько хлопнула Мишеля по щеке – ноль реакции, только звук эхом разнесся по тоннелю. Я замерла. За спиной заметила Кору, тоже застывшую столбом. Что если на этот звук сюда явится нечто ужасное?

Ничего не произошло. Все тихо. И в тишине я услышала слабенький шепот, скорее напоминающий вздох:

– Бегите.

Я оцепенела. Пульс учащается, дыхание перехватывает. Мне не составило труда узнать этот голос: голос сестры я знала лучше своего собственного. Знала, как звучит ее прерывистое дыхание – пусть даже это всего лишь задумка инженеров-проектировщиков. Виола здесь. Здесь, в этой пещере, и она в сознании. Пришельцы не разорвали ее на части. Она ждала меня, и все, что мне нужно сделать, – пойти и отыскать ее.

Я сделала шаг в глубь пещеры. Кора схватила меня за руку, останавливая. Я сильнее, чем она, но я не посмела вырваться – не сейчас, когда мы знать не знаем, где укрылся враг. Любой шум может привлечь чудовищ, и тогда мы все умрем здесь, и никто не придет, чтобы спасти мою сестру – никогда.