Рост Толбери - Неживой [СИ]

— Не-ет, — прошептал Байгуд. — Язык… не бери. Плох мой язык. Лучше найдёшь. Сердце моё возьми. Сердце у меня хорошее было… Доброе. Тебе нужнее.

Батыр расправил в последний раз плечи, сомкнул пальцы на воротах кольчуги и рубашки и разорвал их, обнажив грудь с могучим, но умолкающим сердцем.

— Да что там за шум, едрить твою за копыто?! — крикнул Горан, оставил попытки запихнуть в себя завтрак и запустил ложкой в стену.

— Там енто, бояре собрались, князь, — оправдался стражник. — Вас требуют.

— Ну так пусти их! — прикрикнул князь, мельком посмотрев на молчавшего Тайпена, как всегда смотрящего прямо перед собой. — Пожрать не дадут спокойно, елбаны дрочёные.

Двери распахнулись и в зал нахлынуло с полсотни богато-разодетых и недовольных мужчин, ругающихся и пытающихся перекричать друг друга.

— Молча-а-ать! — заорал Горан, пытаясь перекричать толпу и запустив в них тарелку. — Что надо вам, уважаемые?! Зачем припёрлись и князя тревожите? Пищу ему мешаете принимать.

— Ругаться с тобой пришли мы, князь! — вперёд вышел статный, моложавый и усатый дворянин.

— Что?! — насупился князь и стиснул кулаки. — Тебе голова на плечах жмёт, пёс? Ругаться он с князем пришёл. Ругальник-то твой и пострадать может.

— А как же не ругаться! — нахально ответил боярин. — Чудище неведомое земли наши разоряет, а князь, как ни в чем не бывало, с заморскими господами каждый день пирует.

— Пирую, значит? — задохнулся Горан, снова посмотрев на Тайпена, но усилием воли взял себя в руки. — Как звать-то тебя, борзой? С кем говорю?

— Небеск я, Всеграда сын.

— Так вот, Небеск, сын Всеграда, неужто ты не слышал, что неделю назад послал я за чудищем воинтелей да охотников? Решается твой вопрос, так и знай.

— А чего ж ты князь войско-то туда не послал? Неужто народ твой не жалко тебе? Наймиты-то твои почти все уж полегли, а чудище от Норийки и Кустицы уже к Валашке родной твоей вышло.

— Тебе ли за народ болеть? — рассмеялся князь. — И откуда такие сведенья? Мне ещё никто не докладывался.

— За народ я болею, кто бы что не говорил, он меня кормит! Как и тебя, князь! И я за ним присматриваю, как хороший пастух за стадом. Но не в этом дело. Чудище-то уж понятно куда идёт. Сюда. И делать что-то надо. Войско соберём, да изгоним лихое!

Князь ощутимо помрачнел, ещё раз посмотрел на Тайпена, тот не высказывал никакого интереса к происходящему.

— Князю надо поразмыслить над тем, что вы донесли. Вечером дам ответ.

Под недовольные выкрики Горан поднялся из-за стола и пошёл к себе.

— Ну, что думаешь, Мракой? — спросил князь, глядя в окно на расходившуюся толпу.

— Нехорошо. Небеск и его прихлебалы людей взбаламутил. Так бывает… но чечас шибко уж не к месту будет.

— То, что он сказал… правда?

— Слухи говорят так.

— А чего ж ты не доложился, пёс?

— Так это ж слухи, государь. На слухах муха в супе лифантом в болоте становится. Может, приблуды эти наёмные в лесах тамошних заплутали, глухие там места, без дорого особо и указателей. Криков много и паники, а вот гиблых только в Норийке видали.

— Рискуем значит, Мракой? — Горан недобро усмехнулся то ли храбрясь, то ли угрожая прислужнику.

— Отчего же, князь? — Мракой был серьёзен и не обратил внимания. — Копьеносцев и гренадёров я тормознул и в Валашку отправил, на всякий пожарный. С этих отрядов хотя бы толк будет.

Горан отпил ещё вина и заметил, как Тайпен в окружении телохранителей покинул двор.

— Что ты узнал о чужеземцах, Мракой? Что делать будем?

— Эх, князь, — Мракой вздохнул, — а вот тут дела конечно мрачноватые.

— Рассказывай уж как есть.

— Видался я с купцом зарийским на днях, которого при их дворе любят и который подноготные знает немного. С его слов уже лет пятьдесят пытаются имперцы к Узорице клинья подбить. Гуйайцы и зарийцы не дают им, гоняют по всему побережью их, ступить не дают. Здесь если ошиваются, значит стало быть ищут новое место.

— И что с Тридании-то им? Мы ж на отшибе. Через нас никуда не попадут. А у нас особо и брать то нечего.

— Слыхал я князь, что имперцы народ упорный и жизни простолюдина жалеть не привык. Везде, где Империя к власти приходила, следом и дороги строились.

— Да брешешь ты, не сравнять им скалы с землей и в век не пройти леса глухие и болота. Империя их сгниёт и пылью станет, прежде чем они свершат такое.

— Так-то оно верно, князь. Но договорится с ними вряд ли получится. С верой своей они совсем разум утратили.

— И что ж предлагаешь ты, Мракой?

— Гнать их отсюдова нада в зашей, прям на церемонии, показательно. Ищут они простой путь, а надо показать им, что с нами-то и непросто будет. План у меня уже есть и выполняется. Соберём бояр, крестьян, гвардейцев. Вам дам человека проверенного в охранники. Поперережем их на суше, корабли затопим, все кроме одного, одного из главных в живых оставим и назад пошлём, с посланием. Войну им прилюдно объявим, да так чтоб видели, что мы начали берега укреплять, да народ вооружать. Так у них, может, желание-то и иссякнет.

— А если не иссякнет? Сам сказал, что они упорные.

— А коль нападут, отбиваться будем. Тут князь, знаешь, вроде и ты тут над всем батька и слово твоё закон, но выбирать такие вещи ты не в силах. Делать нужно будет то, что должно… По суше им армию не развернуть, слишком мало места, да и изведём мы их набегами. А пристань и берег затопить и обрушить можно. Ещё Вацлав много козней против врагов напридумывал, словно ждал чего-то подобного. Не стоит овчинка наша выделки.

— Ладно, Мракой, на том и порешим, — Горан кивнул ему мрачно, но решительно. — Война так война, говорить тут не о чем больше. Любавушка как моя поживает?

За ужином кусок не лез в горло. Горан задумчиво вращал бокал с вином и смотрел как оно плескается по стенкам. За вечер он ни разу не посмотрел на почти недвижимого и тихого Тайпена. Этот странный человек больше не вызывал у Горана особых эмоций и злости, ведь ему был вынесен смертельный приговор. Скоро он получит кинжал или меч в живот, и Горан обрадуется его мукам и виду крови.

— Отцеубийца! — услышал он отчётливый выкрик в почти полной тишине и выронил кубок.

Прислушался, не поверив своим ушам и прошёлся взглядам по стражникам, которые вдруг вытянулись по стрункам.

— Блудник! — снова раздался выкрик откуда-то с улицы. Ближе и чётче.

Горан рывком встал из-за стола и устремился на улицу, махнув стражникам следовать за ним. Почти выбежал во двор и остановился как вкопанный. Внутренний двор был освещён сотней факелов. Толпа была без оружия, но напирала и два десятка стражников еле еле могли её сдержать.

— Развратник!

— Грешник! — кричали они.