Дикон Шерола - Союзник

Что касается Дмитрия, то в этот момент он находился в кабинете Альберта Вайнштейна и молча наблюдал за тем, как врач перекладывает ампулы с «эпинефрином» в продолговатый черный футляр, похожий на футляр для хранения очков. Эрика была категорически против того, чтобы они использовали непроверенный препарат, но потом все же сдалась. Дмитрий отчетливо помнил, как она побледнела, услышав его просьбу, как нехотя касалась сенсорной панели, открывая сейф, как заклинала его не прикасаться к ампулам без крайней необходимости.

Они толком и не попрощались. Едва Лесков взял в руку ампулы, девушка попросила его уйти. Не было ни классических объятий с обещаниями вернуться живым, ни жарких поцелуев, ни даже слов поддержки. Эрика словно обратилась в ледяную статую — столь безэмоциональным сделался ее взгляд. Дмитрий не знал, что таким образом девушка реагировала всегда. Ей было легче сделать вид, что ничего не происходит, нежели постыдно разрыдаться в объятиях человека, которого боялась потерять. Она окончательно запуталась в их отношениях, но сегодня к своему ужасу осознала, что Дмитрий способен причинить ей боль — он стал ей по-настоящему дорог. За своей холодностью девушка скрывала свой страх.

Подобная реакция озадачила Лескова. Ему хотелось обнять ее, как хочется обнять близкого человека, к которому надеешься вернуться. Хотелось прижаться губами к ее плечу и молча стоять до тех пор, пока стрелка часов не велит ему уходить. Однако поведение Эрики остудило его. Дима покинул кабинет Воронцовой растерянным, если не сказать расстроенным. Гордость не позволила ему спросить, что вызвало подобную перемену в настроении девушки и уж тем более признаться самому себе, что его это задело. Впрочем, сейчас это было последнее, о чем стоило думать. Ему предстояло подняться на поверхность, и только Богу было известно, что ждало его наверху.

Сейчас, находясь в кабинете Альберта, Дмитрий пытался скрыть свою тревогу. То и дело его пальцы перемещались на браслет часов, как бывало каждый раз, когда он сильно нервничал, но в этот раз ему удавалось удержаться от желания начать щелкать застежкой. Нужно было держать себя в руках, иначе «костяные» почувствуют его страх, и тогда все пропало.

— Мы справимся, — произнес Вайнштейн, словно прочитав его мысли. — Ты сам говорил, что в это время суток «костяные» наименее активны, и у нас есть шанс незаметно добраться до Адмиралтейства. Главное, продержаться следующие четыре часа и донести стекло. Морозов сказал, что оно довольно тяжелое.

Дмитрий кивнул:

— Если бы не стекло, я бы не брал с собой столько людей. Хватило бы Морозова и нас, полукровок.

— А я бы предпочел не брать с собой как минимум двоих. Я привык работать с теми, кому доверяю, и мне совершенно не улыбается, когда за моей спиной маячит существо вроде Эрика Фостера. Если он в девятнадцать лет такая злопамятная сволочь, то что же будет дальше?

— Тебе не о чем беспокоиться. В этот раз он будет находиться под моим внушением.

— Я перестану беспокоиться, когда Фостер будет находиться под крышкой гроба,

— проворчал врач. — Ты не подумай, что я какой-то там злыдень, но и ты войди в мое положение: с самого начала этот тип точит зуб именно на меня, а я, получается, должен делать вид, что всё в порядке. Мало того, что я не выспался, иду на поверхность к голодным чудищам, так еще и этот будет под боком шастать. На твоем месте я бы уже давно…

— Он идет с нами и точка, — прервал его Дмитрий.

— У тебя на всё один ответ, и он всегда связан с точкой. А лучше бы были вопросительные знаки. Тогда бы этот гад не порезал тебе лицо и не разоблачил нас. Скоро он и Гаврилову расскажет, что ты «процветающий», и тогда начнется…

Закончить свою мысль Альберт не успел — в дверь кабинета настойчиво постучали. Дмитрий был уверен, что за ними пришел Алексей Ермаков, однако, к его удивлению, на пороге стояла Оленька. Лицо девушки выглядело заплаканным, и прежде чем Вайнштейн сумел что-то произнести, Оля бросилась ему на шею и отчаянно разрыдалась. Наличие в комнате Лескова, казалось, ее ничуть не смущало, и она продолжала молча плакать, не в силах выдавить из себя причину своего визита.

— Дорогая моя, вам бы успокоиться, — произнес Альберт, чувствуя неловкость и раздражение одновременно. Он ласково погладил девушку по волосам, пытаясь успокоить, но его движение вызвало лишь новую волну отчаяния со стороны Ольги. Тогда он попытался было отцепить от себя руки девушки, но та прижалась к нему еще крепче.

— Почему вы не сказали мне? — сквозь слезы спросила она. — Почему не сказали, что уходите на поверхность? Вы даже не захотели со мной попрощаться!

— Подождите, Оленька, так ведь…, - Вайнштейн бросил на Дмитрия красноречивый взгляд, ясно давая ему понять, насколько сильно ему надоела влюбленность этой девушки. Затем он собрался с мыслями и договорил:

— Так ведь это моя обязанность!

— Ваша обязанность лечить больных, а не ходить с автоматом на поверхность! На то есть солдаты!

— Да, но солдатам нужна моя помощь. Я очень признателен вам за вашу заботу…

— Это не забота, Альберт! — внезапно воскликнула Оля и посмотрела ему в глаза.

— Если бы вы не были так заняты в госпитале, то давно бы заметили, как я к вам отношусь.

Услышав это заявление, Дмитрий хотел было направиться к двери, чтобы оставить этих двоих на пару минут наедине, но Альберт снова бросил на него красноречивый взгляд, умоляя не двигаться с места. Казалось, Лесков был единственным барьером, удерживающим Оленьку от попыток поцеловать врача.

— Я давно вижу в вас не только коллегу, — продолжала охваченная чувствами девушка. — Я уважаю вас, Альберт, я восхищаюсь вами, но уже не только как врачом, а как мужчиной.

— Оля, я правда тронут, но не могли бы мы отложить этот разговор на потом? — начал было Вайнштейн, но Оленька снова прервала его.

— Не говорите мне про «потом». Я и так откладывала этот разговор слишком долго! Даже узнав, что вы — наполовину рептилоид, я не отвернулась от вас.

— Рептилоид? — озадаченно переспросил врач и снова покосился на Дмитрия. Тот стоял с каменным лицом, скромно опустив глаза.

— Ну или кто вы там еще, — пылко продолжала девушка. — Мне не важно, кто вы! Будь вы хоть полностью инопланетным рептилоидом, я бы не отказалась от вас. У настоящих чувств не бывает помех. Я знаю, вы удивлены, но я больше не могу молчать. Вы уходите на поверхность и можете там погибнуть, поэтому я хочу, чтобы вы знали: я люблю Вас, Альберт! Люблю так, как никогда не любила! И я буду ждать Вас.

С этими словами Оленька в отчаянии посмотрела на Вайнштейна. Альберт чувствовал, что она не лжет и уж тем более не шутит — ее энергетика обрушилась на него теплым потоком, но врач не ощутил ответного тепла. Оленька была не единственной женщиной, которая умудрилась влюбиться в него в этом госпитале, но если остальные были готовы развлекаться без обязательств, то эта девушка явно претендовала на серьезные отношения.