Григорий Елисеев - Лики Януса [litres]

– Сообщите Янусу, что Нестеров у нас и мы готовы начинать активную фазу. Я лично возглавлю атаку на «Санаторий», чтобы убедиться, что все там превратилось в прах и пепел…

Во сне ему опять явились призраки. Сотканные из обрывков воспоминаний и неуловимого чувства тоски бестелесные фантомы стенали в огромном машинном зале брошенной атомной электростанции. Он никогда не бывал здесь в реальности, но почему-то отчетливо сознавал, насколько это место важно для всего человечества. Темные силуэты умерших, стоящие вдоль стен, взывали к нему, требовали остановиться, винили его во всем, чему еще только предстоит произойти. Они наполняли его разум картинами апокалипсических видений – горящими городами, мутантами на улицах, небом, залитым кроваво-красным штормом планетарного расширения Зоны. Они рассказывали ему о том, как привычный мир рухнул, но он был не в силах их понять. Он просто продолжал идти вперед, поднимаясь по импровизированным ступеням из разрушенных бетонных блоков, стальных ферм и искалеченных человеческих тел. Поднимался, пока земля не терялась внизу в дымке, а от разреженного воздуха не становилось тяжело дышать. Наконец, у самого верха сюрреалистически громадной горы обломков он всегда падал на колени, а его глаза застилало ярко-голубое свечение.

«Твой путь завершен, человек…» – грохотало в голове.

Он поднимал взгляд, заслоняясь рукой от нестерпимого света, и… с громким криком просыпался.

Тяжело дыша и настороженно озираясь вокруг, Александр Хофф уселся на кровати. Затем выдохнул и позволил себе откинуться на покрытую ледяным потом спину.

– Опять кошмар… – прошептал он и тихо выругался.

Тюремная камера, а назвать это комнатой у Хоффа не поворачивался язык, была тускло освещена потолочной лампой, по ночам работавшей лишь в четверть мощности. Все внутреннее убранство представляли лишь узкая кровать и санузел. Никаких окон или вентиляционных решеток, а серая металлическая дверь с этой стороны сливалась с голой бетонной стеной. Это место было обиталищем Александра последние два месяца. Или около того, поскольку часы у него отобрали, а представление о прошедшем времени наемник мог составить лишь по циклам сна и кормежке.

Хофф не знал, как он здесь очутился. Последним, что он помнил, было пламя, пожирающее внутренности искореженного вертолета, и горящий боец внутренней охраны ЦАЯ, пытающийся вытащить из груди раскаленный металлический штырь. Затем раздавался скрежет удара о землю, и все поглощала чернота. А очнулся наемник уже здесь, лежа на кровати, одетый в стандартный серый комплект униформы Центра, правда без опознавательных знаков. Словно это было первым, что попалось его тюремщикам под руку. То, что это именно надзиратели, а не спасители, Александр понял практически сразу. Когда дверь впервые беззвучно открылась и двое солдат вежливо, но твердо надели на него наручники, а третий, оставшийся стоять в дверном проеме, подкрепил их просьбу стволом автомата, направленным на Александра.

Наемник перевел взгляд на свои руки и в очередной раз поморщился. За два месяца он так и не смог привыкнуть к виду кибернетического протеза. Холодный металл матового цвета шел по предплечью, где смыкался с жутким уродливым шрамом, покрытым рубцовой тканью. Александр сжал и разжал кулак, и послушный механизм повторил действие практически без задержки. Стальные пальцы двигались плавно, только мизинец слегка подрагивал. В кисти вновь заныла тупая фантомная боль, и Александр потер гладкое железо, пытаясь успокоить несуществующие нервные окончания. Как объяснил ему ученый из ЦАЯ, представившийся доктором Лавровым, настоящую руку пришлось ампутировать.

«Слишком сильные повреждения тканей. Кость была раздроблена, ожоги… Вы себе даже не представляете. Вы бы остались калекой на всю жизнь, если бы не эта технология».

Александр хмыкнул. Доктор Лавров. Единственный человек, у которого в этом месте глаза не были похожи на фарфоровые кукольные. И он, судя по всему, тут всем и руководил. По крайней мере именно к нему Александра отвели сразу же после того, как наемник очнулся, и именно ученый объяснил Хоффу всю тяжесть его положения.

Хофф стиснул зубы, ему припомнились участливый тон и глубокий гипнотический голос седого ученого:

– Пожалуйста, поймите меня правильно, мы вам не враги, Александр. Мы хотим вам помочь. Но вы, сами того не осознавая, крайне опасны. Не только для себя, но и для всех нас. Поэтому мы вынуждены соблюдать определенные меры предосторожности.

– Навроде этой? – Хофф подергал руками, однако железные обручи на его запястьях были намертво примагничены к столу. – Или их?

Наемник кивнул на стоящих за спиной Лаврова невозмутимых бойцов в экзоскелетах. Гудение их заплечных генераторов заставляло ныть зубы во рту. На нагрудных пластинах брони стояли трафаретные эмблемы внутренней охраны ЦАЯ.

– В том числе, – кивнув, подтвердил Лавров.

Он раскрыл одну из лежащих на столе папок и подтолкнул ее к Александру.

– Пожалуйста, взгляните вот на это, – попросил он, откидываясь на спинку стула.

На лицо Лаврова легли тени, и профессор на мгновение показался Хоффу безумно усталым и несчастным. Александр посмотрел вниз на раскрытую папку. Внутри оказались рентгеновские снимки черепа и записи показаний энцефалограммы. На них мелким почерком были сделаны какие-то пометки, но знаний медицины Хоффа было явно недостаточно, чтобы понять большинство терминов.

– Что это? – наконец спросил наемник, понимая, что уже знает ответ.

– Это вы, – ответил Лавров, вздохнув. – Вернее, то, что с вами стало.

Доктор устало потер переносицу. Казалось, ему тяжело говорить об этом.

– Ваш мозг, – начал он, тщательно подбирая слова, – получил… определенные повреждения при контакте с пси-излучением, исходившим от артефакта в башнях Москва-Сити. Это спровоцировало необратимый процесс разрушения в лобной и теменных долях головного мозга. Это происходило достаточно медленно, чтобы не быть заметным, однако в какой-то момент вы просто не должны были проснуться. Однако этого не произошло. Потому что пси-воздействие биполярного спектра, которому вы подверглись в торговом центре на «Курской», нивелировало этот процесс. Более того, оно запустило противоположный. Из всех выживших наемников и ученых, отправившихся в «Атриум», такое наблюдается только у вас. Мы предполагаем, что это было вызвано тем, что пси-воздействие пришлось по уже поврежденному мозгу.

– Вы говорите, что оно запустило противоположный процесс. Так, значит, мой мозг начал лечить сам себя? – осведомился Хофф, поерзав в кресле. В затылке неприятно засвербело.