Светлана Кузнецова - Дворец для рабов [litres]

Сразу за дверью кабинета Немчинова и по совместительству – палаты Тима начинался узкий низкий коридор, выкрашенный бежевого оттенка эмалью и потому не создающий гнетущего впечатления. Двух тусклых лампочек в его начале и в конце вполне хватало для полноценного освещения. По обе его стороны были двери из светлого дерева с металлической инкрустацией и круглыми ручками.

«Из «Леруа Мерлен» специально для меня принесли, – непонятно похвастался Немчинов, затем, сообразив, что Тиму эти слова ничего не объясняют, закатил глаза, тяжело вздохнул и, указав на железную панель в конце коридора, сказал: – Вечно забываю о твоей необыкновенности».

Само собой, врал: о том, что Тим прибыл из неизвестного далека, Немчинов не забывал ни на секунду, а сейчас наверняка проверял еще раз.

Одна из дверей оказалась приоткрытой. Взгляд выхватил заставленные коробками стеллажи и держатели с дулами ружей и автоматов, расположенных в ряд. В углу притаилось железное громоздкое чудище, кажется, принесенное в оружейную смеха ради, – ручной пулемет начала двадцатого века.

«Из музея наверху, – со странной гордостью в голосе заявил Немчинов, проследив за его взглядом. – Между прочим, в отличном состоянии: надо будет – всех врагов в капусту покрошит».

Тим предпочел промолчать.

Из двери напротив вышла симпатичная светловолосая и сероглазая девушка в строгой блузке терракотового цвета и темно-зеленой прямой юбке длиной до колен. Маленький черный галстучек приподнимался, лежа на выдающейся груди. Она вежливо поздоровалась с Немчиновым, окинула слегка высокомерным взглядом конвоиров и удивительно благосклонным – Тима, тепло улыбнулась ему и пошла куда-то по своим делам.

Послышались торопливые шаги, но неизвестный не догнал их, а юркнул куда-то влево. Оттуда донесся приглушенный смех, шепот и стук кружек. Похоже, в бункере (Тим решил именно так называть это место) не просто несли службу, а жили, не чуждаясь обычных человеческих радостей. И Немчинов не имел ничего против, как ни хотелось бы верить в обратное. По мнению Тима, тот держался даже излишне панибратски со своими подчиненными. Колодезов, например, в общественных гулянках участия не принимал.

– У Димки Чарых сын родился, Олег Николаевич, – вполголоса проинформировал Таракан.

– Хорошо, – кивнул Немчинов. – Как Людмила? Здорова? А малыш?

– Вроде норма. Празднуют.

– Тоже неплохо, – усмехнулся Немчинов. – Когда в нерабочее время, не имею ничего против.

Из следующей двери пахнуло паром и запахом еды – никак иначе Тим не сумел бы охарактеризовать ворвавшиеся в коридор ароматы. Он смирился со вкусом здешней стряпни, находил ее сытной и неплохой (на пленнике не экономили; во всяком случае, Немчинов питался тем же), но не научился определять ингредиенты. В поселке не содержали свиней – слишком хлопотно, зато кур разводили. Несушки вполне обеспечивали нужды в белке. В метрополитене, наоборот, употребляли в основном мясо. Свинина казалась слишком жирной и тяжелой для желудка, приправы и грибы также отличались от тех, к которым привык Тим.

– Раис! – Немчинов слегка повысил голос, и из-за двери немедленно вынырнула дородная светловолосая раскрасневшаяся женщина в белом колпаке и халате.

– Чарых и его орлам принеси чего пожевать, а то знаю я этих героев: в ратной битве с зеленым змием всегда побеждает последний. Завтра все десятеро головой страдать станут и смотреть жалостливо.

– Ух, я им!.. – начала было женщина.

– Не стоит: повод больно хорош. Однако если празднование затянется, примешь меры, – прервал ее Немчинов и, не дожидаясь заверений в том, что все непременно будет сделано в лучшем виде, пошел дальше.

– Э… эх, – сказал машинист, вырвав Тима из воспоминаний.

– Никит, ты чего? – удивленно спросил Немчинов, всплеснув руками для пущей театральности. – Это когда я кого-нибудь держал из-за презентабельного вида только и гнал из-за его отсутствия? Мне гораздо важнее, кто за дорогой следит и рычаги переключает… или как они правильно зовутся? Я ж полный профан в технике, без тебя и вовсе словно однорукий бандит буду.

– Почему однорукий?

– Поскольку нужно же чем-то пистолет держать.

Машинист немедленно заулыбался, а Тим подумал, что то ли Немчинов специально набирал к себе людей, которым симпатичен, то ли он – идеальный манипулятор. Впрочем, с Маряной он явно ошибся и даже признал это.

Для пассажиров в дрезине установили с каждой стороны по три сиденья-кресла, наверняка снятые с вагона метропоезда. Рассаживались по движению и против, лицами друг к другу. Дверей не имелось. На уровне поясов сидящих шли металлические трубы, за которые при желании удалось бы ухватиться, чтобы не вылететь за борт. В двух местах напротив прохода между креслами ограждение прерывалось. Символическими дверцами служили цепочки с крючками, которые просто накладывались на петельку, вмонтированную в железные столбы.

– Прошу! – сказал машинист, снял цепочку и склонился в шутовском поклоне, сорвав с головы кепку и почти подметя ею пол.

Удивительно, но Немчинов позволял своим людям даже худшие вольности и шутки, казалось, искренне развлекаясь за их счет. Впрочем, Тим за время болезни не сумел раскусить его. Ганзеец с такой быстротой менял маски и жонглировал темами, что голова шла кругом отнюдь не из-за одной лишь слабости. А еще он умел мастерски вовлечь в разговор и, не спрашивая прямо, выведать подробности, на основании которых делал выводы, чаще всего оказывающиеся правильными.

Пожалуй, перемахнуть через ограждение труда не составило бы. Тим мог сбежать, спрыгнув, когда дрезина замедлит ход в тоннеле – наверняка такое произойдет. Нырнуть в первое же попавшееся ответвление – только его и видели. Однако потому Немчинов и взял дюжих бойцов, выше Тима на полголовы, а в плечах шире раза в два.

– Садись, Тимур, – предложил… именно предложил, а не приказал Немчинов и первым запрыгнул в дрезину, проигнорировав ступеньку, расположенную под «дверцей» для вящего удобства пассажиров. Развалился вполоборота на переднем сиденье, разбросав руки по широкой спинке – такое положение позволяло ему одновременно смотреть вперед, переговариваться с машинистом и следить за остальными.

Тим не заставил себя ждать, но ступенькой воспользовался: показывать свою удаль он пока опасался – при напряжении мышц рана начинала неприятно ныть. Он уселся на кресло, расположенное по ходу движения, напротив главного своего пленителя. Справа и слева его немедленно подперли охранники – мимо не проскользнуть, а совершить сальто назад из положения сидя, использовав ограждение как опору для рук, и спрыгнуть на пути позади дрезины Тим не сумел бы, находясь и в гораздо лучшей физической форме, нежели теперь.