Аластер Рейнольдс - Медленные пули [сборник litres]

Гонт знал, что двести тысяч живых душ – это смехотворно мало для населения планеты. И одновременно это намного больше числа людей, с которыми он теоретически мог познакомиться или чьи имена хотя бы мог запомнить. Сотня или около того работников в его секторе – это население деревни, но для рядового смотрителя это и есть человечество; другого он не знает. И так продолжалось из века в век. В каком-то смысле этот мир «спален» и их обслуги оказался именно тем, к чему был наиболее приспособлен в результате эволюции разум Гонта. А мир с восемью миллиардами людей, с городами, супермаркетами и аэропортами являлся аномалией, историческим курьезом, и для этого мира Гонт не годился изначально.

И хотя он не чувствовал себя счастливым даже наполовину, но отчаяния и горечи заметно убыло. Община будет принимать его медленно, иногда осаживая и даже отталкивая, когда он допустит ошибку в работе или общении. Но Гонт не сомневался: рано или поздно он станет здесь своим, полноправным членом команды, и тогда придет черед кого-то другого ощущать себя новичком.

Возможно, он и потом не обретет счастья, но, по крайней мере, достигнет какой-то устойчивости и готовности до конца жизни играть по четким правилам. Он будет что-то делать, каким бы бессмысленным это ни казалось, – чтобы продлить существование человеческого рода и Вселенной, которую люди называют домом. А кроме того, обретет самоуважение, зная, что выбрал трудный путь, хотя мог выбрать легкий.

Проходили недели, сливаясь в месяцы. Вот уже два месяца миновало после его пробуждения. Пусть и далеко не сразу, но Гонт стал уверенно выполнять порученную работу. И одновременно росла вера напарницы в его способности.

– Неро говорит, что ты делаешь успехи, – сообщила Клаузен, вызвав новичка к себе в комнатушку, где составляла графики и распределяла наряды.

Гонт пожал плечами. Он слишком устал, и его мало интересовало мнение начальницы.

– Стараюсь, как могу. Не знаю, чего еще ты от меня ждешь.

Женщина оторвала взгляд:

– Раскаиваешься в содеянном?

– Я не могу раскаиваться в том, что не является преступлением. Мы пытались принести в мир нечто новое, вот и все. Думаешь, мы имели хоть малейшее представление о последствиях?

– Ты делал на этом огромные деньги.

– Мне теперь что, терзаться из-за этого? Знаешь, Клаузен, я много думал и пришел к выводу: все твои аргументы – чушь собачья. Я не создал врага. Исходные искины уже обитали в Сфере.

– Они нас не замечали.

– А население планеты только-только достигло восьми миллиардов. Кто может сказать, когда бы они это заметили… или не заметили? Еще через сто лет? Или через тысячу? Искины, которых я помогал создавать, хотя бы предупредили о грозящей опасности.

– Твои искины хотят нас убить.

– Некоторые. Зато другие пытаются сохранить нам жизнь.

Она положила ручку и откинулась на спинку стула:

– А ты все еще показываешь зубы.

– Если ждешь, что я начну молить о прощении, то ждать придется долго. И вообще, подозреваю, что ты разбудила меня с единственной целью – ткнуть носом в мир, который я помог создать. Согласен, это дерьмовое будущее. Я не смог бы сделать его еще дерьмовее, даже если бы захотел. Но не моих это рук дело. И не я отвечаю за гибель любого из вас.

Ее лицо передернулось, как от пощечины.

– Выходит, Неро тебе рассказала…

– У меня есть право знать, почему ты со мной так обращаешься. Но вот что я скажу: если тебе легчает, когда ты срываешь на мне злость, – валяй. Я был миллиардером, исполнительным директором глобальной компании. И если мне не всадили миллион ножей в спину, пока я спал, разве это не доказывает мою невиновность?

Клаузен велела Гонту убираться из ее кабинета, и он ушел с ощущением, что одержал победу, но, возможно, потерял при этом нечто большее. Он постоял за себя, но завоевал ли ее уважение? Может, наоборот, укрепил антипатию?

Вечер он провел в столовой, сидя в углу и слушая радиосообщения с других вышек. Говорили о прорывах – морские драконы атаковали из Сферы. Одному удалось достичь необходимой плотности, чтобы напасть на электростанцию и повредить ее, оставив без питания три вышки. Вскоре подключились резервные системы, но кое-какое оборудование отказало и около ста спящих погибло из-за незапланированного разогрева капсул. Даже если бы они пережили быстрое пробуждение, все равно пришлось бы подвергнуть их эвтаназии. Возможно, сотня дополнительных разумов и не оказала бы заметного воздействия на вычислительную мощность Сферы, но нельзя было допустить рискованный прецедент.

И все же одного спящего вскоре придется разбудить. Подробности сообщались скупо, но Гонт понял: на какой-то вышке произошел несчастный случай. Пострадал некто Штейнер.

На следующее утро, когда Гонт занимался обычной работой на одной из верхних палуб, он увидел приближающийся вертолет. Гонт отложил инструменты и стал наблюдать. Вертолет еще не коснулся посадочной площадки, а смотрители уже собирались возле окрашенного круга, обозначающего зону вращения лопастей. Преодолевая боковой ветер, машина плавно опустилась на круг, и смотрители устремились к ней густой толпой.

Щурясь из-за ветра, Гонт наблюдал. Из салона выдвинули носилки, которые сразу подхватило множество рук. Даже издалека было видно, что дела у Штейнера плохи. Он потерял ногу – одеяло ниже колена провисало. На лице пострадавшего была кислородная маска, кто-то из смотрителей держал капельницу. Толпа возбужденно встречала раненого. Гонт заметил, что многие стараются коснуться руки Штейнера. Он был в сознании. Говорить не мог, но кивал в ответ и поворачивал голову то вправо, то влево, вглядываясь в лица. Но вот его пронесли в дверь, и люди разошлись по рабочим местам.

Примерно через час к Гонту заглянула Неро. Она все еще была его наставницей, поэтому знала его ежедневный график и местонахождение.

– Бедняга Штейнер, – сказала она. – Ты видел, как его привезли?

– Такое трудно пропустить. Мне не показалось, что с ним обращались как с героем?

– Это так. Не потому, что он совершил нечто выдающееся. Дело в том, что он купил себе обратный билет.

– Вернется в ящик?

– Иначе никак. Мы многое можем восстановить, но только не ампутированную ногу. У нас нет средств, чтобы справляться с такими увечьями. Гораздо проще снова заморозить пострадавшего и заменить его кем-нибудь новеньким.

– Штейнер на это согласился?

– Вынужден был согласиться. Одноногий – не работник. Сам видишь, какая сейчас запарка: трудятся все до одного. Ты вкалываешь, пока ноги держат, а если невмоготу, возвращаешься в ящик. Таков уговор.

– Тогда я рад за Штейнера.

Неро покачала головой:

– Зря радуешься. Штейнер предпочел бы остаться. Он хорошо притерся к нам, приобрел популярность.