Аластер Рейнольдс - Медленные пули [сборник litres]

– Нет у меня никакого дистресса.

– Ваше тело утверждает обратное. Гормоны стресса на критически высоком уровне. Кожно-гальваническая реакция зашкаливает. Центр страха светится, как футбольный стадион. Но это понятно, Майк. Вы в зоне боевых действий, да еще с тяжелым ранением. Вы живы, лежите в высокотехнологичном гробу, а вокруг бушует война. В подобной ситуации любой был бы взвинчен и напуган.

Аннабель права: я взвинчен и напуган, да и делить капсулу со своим астральным телом совершенно не хочется – но на миг боевой дух пересиливает все тревоги.

– Еще раз покажите мне, что творится снаружи.

– Майк, незачем беспокоиться о том, что от вас не зависит.

– Покажите, Аннабель!

Она негромко чертыхается, а я снова оказываюсь за пределами капсулы – смотрю, словно в перископ, на внешний мир через выдвижную камеру, установленную снаружи.

Поворот на триста шестьдесят градусов – я оглядываюсь по сторонам. Я по-прежнему там, где меня оставил санитарный модуль, по-прежнему за импровизированным кордоном из рваного камня и боевого утиля. Но похоже, я был в отключке не час и не два. Уже стемнело, инфракрасная подсветка камеры делает мир серо-зеленым. Лишь вспышки взрывов на горизонте и стробы в облаках позволяют оценить боевую обстановку.

Сколько длилась операция? Уверен, что дольше нескольких часов. Почему-то я совсем не чувствовал времени.

– Аннабель, пожалуйста, ответьте честно: как долго вы меня оперировали?

– Это не важно, Майк.

– Для меня важно.

– Хорошо. Восемь часов. Возникли осложнения, но вы выдержали. Разве не это самое важное?

– Восемь часов? И вы до сих пор на посту? Вы же говорили, что эвакуация ожидается в ближайшие шесть – двенадцать часов.

– Она еще вполне может произойти в этот промежуток времени. Я не бросила бы вас, Майк. Мы очень скоро вытащим вас отсюда.

– Не дурачьте меня! Нам обоим известно, что никакой эвакуации не будет как минимум до рассвета.

С этим не поспоришь, и Аннабель даже не пытается. Зона боевых действий опасна даже в лучшие времена, а ночью, когда земля остывает, при любом движении тебя засекут и возьмут на прицел. Я представляю, как моя капсула вспыхивает: ни дать ни взять неоновый могильник. Ясно, что сидеть здесь сложа руки нельзя.

– Давайте я попробую восстановить вам нормальное ощущение тела, – предлагает Аннабель.

В душе рвется какая-то струна. Хватит! Пора вспомнить, что я солдат!

– Дайте мне общую панораму ТВД! Хочу понять, что творится здесь на самом деле.

– Майк, вряд ли вам стоит…

– Дайте мне общую панораму!

Аннабель вынуждена пойти мне навстречу. Я ведь по-прежнему особо ценный кадр, даром что ранен, а мои нынешние полномочия подразумевают, что я вправе диктовать условия.

Передо мной интерактивная карта зоны боевых действий в радиусе пятнадцать километров. В режиме реального времени я просматриваю панораму, скомпилированную на основе информации, которую собрали мехи, дроны, камеры и даже экипировка погибших или обездвиженных бойцов. В основном она собрана нашей стороной, но часть перехвачена у врагов. Уверен, нечто подобное есть и у них. Скомпилированные данные подаются мне на линзы. С помощью мысленных команд я могу разлагать и детализировать изображение как хочу.

Я изучаю карту, понимая, что должен был сделать это раньше, а не слушать заверения Аннабель о том, что все будет тип-топ.

У меня большие неприятности.

В мою сторону движется вражеская автоколонна. Пока она в десяти километрах, но постепенно приближается. Врагам, может, и неизвестно, что я здесь, но гарантии нет. Медицинский модуль – стопроцентное доказательство того, что поблизости лежит раненый, а разве враг упустит шанс поймать и уничтожить ценный человеческий кадр? Я определяю численность приближающегося врага и состав автоколонны. Я сравниваю силу врага и своего единственного союзника – санитарного гуманоида. У КХ-457 есть серьезное оружие и средства противодействия, но что все это против десятка с лишним вражеских мехов и дронов? Ничто. Не стоит уповать на то, что ни один из них не заметит моего убежища.

Тогда и включается реакция типа «борьба или бегство». Реакция бурная, кислотная, словно в организм впрыснули страх. Я не намерен сидеть на месте и надеяться на удачу. Нужно двигаться, причем немедленно.

Разумеется, это тоже рискованно, особенно ночью, поэтому эвакуация и откладывается. Но в сравнении с шансами выжить после прихода врага побег вдруг кажется куда привлекательнее.

Я смещаю ракурс обратно в капсулу.

– Скажите гуманоиду, пусть поднимает меня. Пора отсюда уходить.

– Майк, я не могу отдать такого приказа.

– Не можете или не хотите?

– Сейчас мы проводим моделирование данных, и, по статистике, ваши шансы выжить будут значительно выше, если вы останетесь на месте.

– Насколько выше?

– Настолько, что я убедительно прошу вас как следует обдумать свои планы.

Будь преимущества столь убедительны, Аннабель выложила бы все без обиняков. Голова у меня по-прежнему словно в тисках, но если бы я мог покачать ею, то покачал бы.

– Позовите гуманоида.

– Майк, пожалуйста!

– Позовите! Если человека отправляют в зону боевых действий, значит его здравому смыслу доверяют.

Аннабель уступает. О приближении КХ-457 я знаю, даже не глядя в камеру; гремят сдвинутые валуны, потом капсула наклоняется: робот отрывает ее от земли. Меня поворачивают на девяносто градусов, и наконец голова оказывается выше ног, точнее – я напоминаю себе – ноги. Глухое «бум» звучит успокаивающе: капсула заполняет овальное отверстие в корпусе модуля. Системы стыкуются – энергетическая, регулирующая, сенсорная. Я больше не раненый в гудящем гробу: теперь я дитя в чреве робота-убийцы, и это впору считать прогрессом.

– Что прикажешь? – осведомляется робот.

Вспоминая диспозицию вражеских сил, я сперва велю КХ-457 отнести меня подальше на запад. Потом решаю: есть кое-что лучше пассивной поездки. Чтобы управлять роботом, шевелиться не нужно. Остатки сетчатого костюма легко угадают мои намерения, распозна́ют малейшее нервно-мышечное возбуждение и отреагируют соответственно.

– Давай я тебя поведу!

– Майк, – вмешивается Аннабель, – лишняя нагрузка вам ни к чему. Если вы настаиваете, пусть робот извлечет вас из капсулы. Но вести его вам точно не нужно. В нынешнем состоянии ваши рефлексы не сравнятся с боевыми установками робота.

Если погибать здесь, то в результате собственных действий, а не как мертвый груз.

– Аннабель, я знаю, что делаю. КХ-457, передайте мне все функции управления. Оставайтесь на связи до дальнейших распоряжений.

Ракурс снова меняется. Головы у санитарного модуля нет, зато есть целый набор камер и датчиков, вмонтированных в плечевой сустав, с высоты которого я сейчас смотрю.