Сергей Мусаниф - Больше, чем физрук [СИ]

Мы подлетели ближе, Мира направила лодку к берегу, и она плавно опустилась на землю. Мира задорно перепрыгнула через борт и обернулась ко мне.

— Пойдем, — сказала она. — Папа ждет.

Папа ждал.

Он стоял на середине расстояния от берега до купола дома, и улыбался открытой улыбкой человека, встретившего старого знакомого, которого очень давно не видел, но все равно очень рад и скрывать ему нечего. На вид ему было лет сорок пять, он был высокий, худощавый и чуть седой, носил легкие полотняные брюки, белую рубашку и светло-бежевые мокасины.

На воплощение галактического зла он не тянул, но первое впечатление, как известно, обманчиво.

— Рад вас видеть, — заявил он на чистом русском языке. — Меня зовут…. допустим, Флойд.

— Допустим, Василий, — сказал я.

— Надеюсь, дорога вас не утомила, Василий, — сказал он. — Я специально попросил Миру везти вас помедленнее, чтобы я успел подготовиться.

— И где оркестр? — спросил я.

— Вам нужен оркестр? — немного растерянно спросил он.

— Мне даже скрипач не нужен, — сказал я.

Никаких следов подготовки обнаружить так и не удалось.

— Мира, — обратился он к дочери. — Накрой на стол. Пожалуй, отужинаем на заднем дворе, сегодня должен быть прекрасный закат.

— Да, папа, — сказала она и умчалась к дому.

Происходящее казалось настолько нормальным, что отдавало сюрреализмом. Однако, как бы там ни было, мне надо было досмотреть это кино до конца.

— С девочкой что-то не так, — сказал я.

— Если она доставила вам какое-то беспокойство, вы должны ее извинить, — сказал Флойд. — Ей всего семь лет.

Но проблема как раз была в том, что она не доставила мне никакого беспокойства.

— И как давно ей семь? — спросил я.

— Двести или триста лет. Она… — он замялся, подбирая слово. — Искусственный человек. Робот.

— Понятно, — сказал я. Спрашивать, зачем он придал ей такой вид и ведет себя так, словно робот — его семилетняя дочь, я не стал. Мало ли, какие у человека причуды.

— Вы, наверное, очень устали, — продолжал Флойд. — Пойдемте на задний двор, уже приготовил ужин.

— И чем вы ужинаете? — спросил я, шагая по вымощенной неровными булыжниками дорожке.

— Сегодня у нас стейки, картофель фри и легкий летний салат, — сказал он. Меню выглядело слишком земным, и это настораживало. Хорошо, хоть салат из крабовых палочек предлагать не стал.

— Вы совсем не удивлены моим появлением? — спросил я.

— Удивлены, — сказал он. — Удивлены и очень рады. Мы считаем, что это огромная удача для нас всех. Эти врата уже очень давно ни для кого не открывались. И еще ни разу они не открывались для такого человека, как вы.

— Такого, как я, это какого?

— Не местного, — сказал он. — Не одного из нас. Скажите, как вам удалось пробраться мимо стража?

— Проломил ему голову вот этим, — сказал я, дотронувшись до Клавы.

— Должно быть, вы были великим воином в своем мире, — впечатлился Флойд. На мой взгляд, он все-таки немного переигрывал, разве что не жестикулировал, как итальянец какой-нибудь.

— Не особо великим, — сказал я. — И не совсем воином. А ваши как мимо стража проходят?

— Он на них не реагирует, — сказал Флойд. Стоило бы догадаться. Простейшая система распознавания "свой-чужой", не могут же они на самом деле каждый раз с ним на кулачках махаться.

Просто я об этом аспекте еще не задумывался, все как-то времени не было, да и мысли заняты другим.

Мы подошли к дому. В купол вело множество дверей, разбросанных по окружности на разном расстоянии друг от друга, Флойд открыл одну из них и объявил, что это мои апартаменты. Там был стол, стул, шкаф для одежды, в отдельном помещении разместились душ, раковина и унитаз. И, самое ценное, в апартаментах была кровать, застеленная белоснежными простынями, и при виде ее я сразу понял, что не спал уже… Черт его знает, с учетом того, что мы прыгали из мира в мир, так запросто и не посчитаешь.

На стене висела картина. На картине была запечатлена река, солнце и море травы, в общем, тот самый пейзаж, который я наблюдал по дороге сэла. Суровый реализм, именно так и было принято изгаляться, пока люди фотоаппараты не изобрели.

В шкафу оказалась куча одежды моего размера. Я надел рубашку, натянул кроссовки, а джинсы оставил свои. Незачем терпеливо ждущему моего переодевания Флойду знать, что у меня что-то есть в карманах.

— Это вы можете оставить здесь, — улыбнулся он, показывая на Клавдию. — Здесь вам никому не придется проламывать голову.

Ну, это как пойдет.

Клаву я все-таки оставил. Выходить к ужину с бейсбольной битой мне показалось странным, и хотя тут все было странно, я не хотел становиться главным призером этого фестиваля безумия.

То, что Флойд называл своим задним двором, оказалось обычной лужайкой за домом. Точно такой же, как и перед домом, как справа и слева и вообще вокруг. Там стояли два стула, накрытый стол, на тарелках исходили соком обещанные стейки, в высокие стаканы было налито нечто прозрачное, и терпеливо ждала Мира.

— Иди к себе, — сказал ей Флойд.

— Да, папа, — сказала она и умчалась.

— Давайте поедим, — предложил Флойд, усаживаясь за стол.

Я сел и отпил из высокого стакана В нем оказалась вода.

Стейк пах умопомрачительно, и рот сразу же заполнился слюной, и я решил, что пусть это будет даже последний ужин приговоренного к смертной казни, я все равно его съем.

И отрезал себе кусок. Медиум-велл. Я, конечно, предпочитаю менее интенсивную прожарку, но пойдёт.

Стейк был хорош, картошка была вполне себе, овощи в салате хрустели во рту. И ведь ничего этого они здесь, скорее всего, не выращивают.

— Ужин синтезированный? — спросил я.

— Конечно, — сказал он. — Мы давно не занимаемся сельским хозяйством. Когда человек занимается тяжелым физическим трудом только для того, чтобы выжить, это плохо сказывается на его творческом начале.

— А вы, значит, люди творческие?

— Именно, — сказал Флойд. — Вам понравилась картина, которую я поместил в вашу комнату? Это я ее нарисовал.

— Она… реалистична, — сказал я. Мои интересы простирались далеко за пределами художественной критики.

— Реализм — самое сложное из направлений искусства, — заявил Флойд. — Как показать жизнь такой, какая она есть? Как не привнести на холст своего видения, своих иллюзий и устремлений?

— Просто рисуй то, что видишь, — сказал я.

— Как будто это так просто, — вздохнул он.

Я подумал о том, что бы сказали поклонники сурового реализма при взгляде на наш ужин. Мы сидели за столом, ели стейки и салат, запивая все это чистейшей водой, любовались действительно прекрасным закатом и обменивались репликами об изобразительном искусстве. И при этом один из нас разделял коллективную ответственность за гибель миллиардов разумных существ, а другой явился сюда, чтобы уничтожить целую планету.