Евгений Южин - Угол

У меня зазвенело в ушах, легкими перьями по лицу скользнули метелки одуванчика. Ана подошла ко мне, застывшему манекеном на месте, обняла в такой характерной манере – за пояс, и поцеловала в щеку:

– Извини, пожалуйста – у меня был тяжелый период. Рада, что ты здесь! Мы же найдем их всех?! Правда?

Последнее было сказано с легким оттенком какой-то первобытной животной ярости, и я подумал, что если бы участвовавшие в этих событиях люди услышали это, то, скорее всего, предпочли бы немедленную смерть вечному ожиданию этой встречи.

– Конечно, найдем. – Я посмотрел в горящие жгущим огнем глаза, улыбнулся и добавил: – Рад, что ты вернулась! Люблю тебя.

По расчетам выходило, что искомое судно как раз должно будет обогнуть Плоский мыс – крайнюю юго-западную точку континента, к моменту нашего прибытия. В арсенале яхты Сама нашелся навигационный камень – маяк, настроенный на этот важный мыс. Я сверил азимут, выдаваемый камнем, с моим компасом и настроил отметку направления на последнем. Конечно, на дальности в более чем полторы тысячи километров эта отметка начнет ощутимо врать, но мимо океанского берега мы точно не пролетим. Поэтому от того, чтобы брать камень с собой – а это было настоящее сокровище и стоило космических денег, я отказался – не за океан же лететь!

Меня разбудили глубокой ночью – лететь предстояло, что называется, по приборам. После долгой и напряженной подготовки, которая затянулась допоздна, ужасно хотелось спать. Поэтому я без колебаний доверил управление соскучившейся по полетам скелле, а сам завалился спать на настоящем матрасе в салоне самолета. И должен вам сообщить, что давненько не спал с таким младенческим наслаждением. Когда я проснулся, за окном летающей машины едва светало. Было заметно, что Ана заметно устала, несмотря на бешеную энергию, кипевшую внутри скелле. Поэтому она не сильно сопротивлялась и вскоре посадила самолет где-то в неизвестности.

Последняя представляла собой бескрайнее поле, едва освещенное нарождающейся зарей и по этой причине лишенное внятного окружения, – просто поле, чем-то заросшее почти по пояс.

Мы привели себя в порядок, быстро перекусили, и я, выспавшийся и бодрый, заступил на свою вахту. Ана нырнула в салон и очень быстро заснула. Самолет в сумерках послушно набрал высоту, в стороне мелькнули огни какого-то поселка, и я лег на курс. В салоне светил маленький земной фонарик китайского производства, освещая планшет, закрепленный на месте передней панели. Гудела обшивка под ветром – я старался выжать из машины ее безопасный предел и постоянно прислушивался ко всем звукам – не захлопает ли где треснувшая оболочка, не засвистит ли воздух, прорываясь через непредусмотренные отверстия в корпусе, нет ли избыточных вибраций. Скоро я успокоился, нащупав скорость, при которой самолет двигался наиболее стабильно, – надежного способа измерить ее у меня не было, но, по ощущениям, порядка полторы сотни километров в час, а может, и выше. Запаса тяги было достаточно, и можно было бы лететь намного быстрее, но несовершенство аэродинамических обводов самоделки сказывалось – самолет начинал вибрировать, хвост переходил в режим очень неприятных автоколебаний, как у воблера при быстрой проводке в воде. Короче – тише едешь, дальше будешь!

Весь запад континента представлял собой обширную равнину, густо изрезанную множеством рек, текущих в океан от подножия Облачного края. Их дельты буквально сливались с океанскими водами обширными районами, где земля и вода сражались за первенство. Дельту Дона – крупнейшей и мощнейшей водной артерии запада, мы пересекли еще затемно. Но буквально через несколько часов полета я наблюдал проплывающие подо мной густые лесные заросли, блестевшие многочисленными водными протоками. Ана спала, названия этой реки я не знал, но ее масштаб по виду мало чем уступал Дону, по крайней мере в дельте. Несколько раз мелькали внизу крохотные поселки, ютившиеся на островах, и наконец, немного в стороне, отсвечивая светом народившейся зари, проплыл небольшой город, располагавшийся на границе помеченной лесными зарослями дельты и плоской однообразной равнины, уходящей далеко на восток. Справа темнел тусклым металлом прячущийся в остатках ночи океан.

Ана проснулась, когда солнце вступило в свои полные и законные права, царствуя над Мау. Срезая обширный выступ континента, уходившего западнее, я удалился от моря, и в данный момент мы пересекали очередную плоскую и однообразную, как степь, равнину. Крупных поселений здесь не встречалось – они, все как один, жались к руслам рек, да и мелкие поселки стояли далеко друг от друга, и мы неслись под высоким голубым небом с редкими пушистыми облаками над почти пустой серо-серебристой бесконечной плоскостью. Обменявшись ритуальными фразами, я бесхитростно посадил машину прямо посреди этой серой бескрайности.

Ощутимо припекало солнце, еле слышно шумела под слабым ветром высокая и густая растительность, оказавшаяся при ближайшем рассмотрении весьма своеобразной – каждый куст образовывал на почве вытянутый с востока на запад овал, густо утыканный узловатыми высокими стеблями, плавно утончавшимися к верху и заканчивающимися кисточкой, образованной все более ветвящимися стебельками, в конце концов превращающимися в пушистые ниточки. Никаких намеков на листья и близко не было.

Набросив на один из таких кустов одеяло и тщательно смяв его, мы теперь наслаждались солнцем, еще не успевшим набрать обжигающей силы. Я радовался тому, что Ана ведет себя как раньше – спокойная уверенность в себе и видимая расслабленность, только изредка перемежавшаяся напряженным сосредоточенным молчанием.

– Как дела в семье? – Я, спохватившись, добавил: – Я имею в виду, после того как ты вернулась.

– Нормально. Достаточно было и того, что я вернулась. Пришлось, правда, один раз похулиганить в Арракисе в доме одного моего дяди – уж очень ему не верилось, что его планы неожиданно провалились. Но он трусоват, так что обошлось без больших разрушений.

– А скелле? Я имею в виду сестер.

Ана замерла, немного помолчала, после чего ответила, слегка хмурясь:

– Они не вмешивались. До последнего момента.

Я понял, что мой вопрос вновь оказался двусмысленным, и поторопился изменить тему:

– Ань, хотел спросить тебя – а кто такие «эль»?

Она удивленно уставилась на меня:

– Эль? С чего это вдруг? Кто тебе о них сказал?

– Так. Одна скелле неподалеку от Саутрима была убеждена, что я эль.

– Какой ты, на хрен, эль?! Что за бред?! Эль – это доисторическое слово из времен до древнего языка, которое использовали до того, как его заменило «деу» – бог. Какой ты бог?! У тебя случаем крыша не поехала?