Виктор Володин - Чернобыль. Обитель зла [litres]

– Знаешь, Петя, – сказал я звукооператору, – ты меня нисколько не удивляешь. Эта линза – просто кладезь загадок. И ты сейчас добавил еще одну в довольно длинный список. В общем, спасибо за работу.

– Всегда пожалуйста, – ответил звукач и, как будто спохватившись, положил на стол пакет с линзой.

И мне показалось странным, что он достал его из кармана. Но спрашивать я ничего не стал, потому что вопрос звучал бы совершенно параноидально.

Звукооператор распрощался и ушел. А я снова запустил трек со странной песней. И прослушал от начала до конца. Оказалось, что песня не бесконечна – она состояла из пяти одинаковых «куплетов» и в течение пятнадцатиминутной записи успевала повториться три раза.

И чем дольше я слушал эту песню, тем больше убеждался в своей правоте относительно того, что это был зов.

Ночью снилась всякая муть. Причем настолько скользкая и невразумительная, что ни на секунду не оседала в памяти. И когда я просыпался, а это случилось раз пять за ночь, у меня не оставалось ничего, кроме отвратительного ощущения, знакомого каждому человеку, который видел ночью тяжелый сон, а потом в течение всего дня сторонился в доме темных мест и избегал одиночества.

Я порадовался, что Маша решила сегодня не оставаться на ночь. Не хватало ей только меня в таком виде.

Чтобы дотянуть до утра более-менее без проблем, я даже не поленился сходить на кухню и выпить полный бокал коньяка – сто пятьдесят граммов. Единственное, чем мне помог алкоголь, это тем, что я легко заснул, и еще дважды относительно быстро засыпал после того, как в очередной раз просыпался от сновидений.

Утром я посмотрел на себя в зеркало и решил, что краше молодцев, пожалуй, в гроб кладут – лицо было бледным, под глазами залегли черные круги, белки имели явственный оттенок розового цвета.

Так что на работу я заявился крайне помятым.

Новости посыпались сразу, едва я успел изготовить себе первую рабочую чашку кофе и усесться за просмотр утренних сводок. Позвонил Зарембо и спросил, как у меня дела с записью. Я рассказал. Степан Иванович выдержал странную паузу, а потом сказал, что зайдет на разговор. Я понял, что у нас новое происшествие.

И правда, так и оказалось. Зарембо ввалился ко мне, с порога потребовал кофе и, когда получил затребованное, спросил:

– Петр из звуковой лаборатории не вышел на работу. Ему звонили, но телефон не отвечает. И мне это не нравится, особенно на фоне того, что именно он занимался исследованием линзы.

Я немедленно вспомнил, что вчера отмечал странное поведение звукача. В том числе и то, что линзу он принес не в пакете, а в кармане. А вспомнив, рассказал об этом Степану Ивановичу.

Зарембо потеребил себя за усы, а потом скомандовал:

– Вали-ка ты, друг сердечный, к нему домой. Да поскорее, потому что нутром чую – что-то нехорошее с парнем стряслось!

Через три минуты я уже несся по Москве. Небывалая штука – я даже поставил на крышу синий проблесковый маячок и врубил сирену. А чтобы заставить кого-то из ОГ так ездить, надо убедить его в том, что творится что-то и в самом деле неординарное.

Поток транспорта раздавался в стороны нехотя, но все-таки у меня получилось добраться через половину Москвы гораздо быстрее, чем если бы я ехал обычным порядком.

Рядом со мной на пассажирском сиденье, надувшись и походя на огромного филина, сидел Степан Иванович. Он в последний момент решил, что проедется со мной. На заднем сиденье, такие же сосредоточенные и молчаливые, ехали Коля и Марк из нашей группы силовой поддержки. Не то, чтобы мы думали, что они могут нам понадобиться, но чем черт не шутит.

Мы остановились у подъезда длинного двенадцатиэтажного дома. Зарембо выскочил из машины первым, подбежал к двери и ткнул в запирающее устройство небольшим черным цилиндриком – универсальной отмычкой для электронных замков. Дверь подъезда распахнулась, впуская нас внутрь.

Третий этаж. Еще одна железная дверь, но теперь уже квартирная, покрашенная в цвет мореного дуба. Зарембо остановился перед ней, приложил ухо. Потом сделал мне знак.

Я вытащил из кейса еще одно высокотехнологичное чудо: наушники, коробка размером чуть больше сигаретной пачки и резиновая присоска на проводе. В присоске – высокочувствительный микрофон, который сейчас должен будет сказать, есть ли кто в квартире.

Я надел наушники и прилепил присоску на дверь. И услышал очень знакомые звуки. В квартире звучала та самая песня-призыв, секрет, отнятый вчера у черной линзы.

– Он в квартире, – уверенно сказал я, – и слушает песню из линзы.

Зарембо злобно шмыгнул носом. Усы его встали торчком. Это означало, что у нашего бравого генерала включился боевой режим. И значило, что был бы противник, а уж Зарембо себя покажет.

Степан Иванович сделал мне знак продолжать слушать. Потом протянул руку и нажал на кнопку дверного звонка. Для моего слуха, усиленного наушниками, музыкальная трель прозвучала, как будто труба Гавриила.

Песня продолжала звучать, как ни в чем не бывало. Я поглядел на Степана Ивановича и отрицающе покачал головой. Он наклонился ко мне и сказал:

– Слушай дальше. Я буду трезвонить, пока он не подойдет к двери. Тогда просто посигналь мне, ладно?

Он снова нажал на кнопку звонка. Я подумал, что еще немного, и уши начнет закладывать. И уменьшил громкость на наушниках – микрофон чувствительный и все равно у Петра не получится подойти к двери беззвучно.

Зарембо продолжал звонить еще пару минут. Я терпеливо слушал.

И тут раскрылась дверь лифта и на лестницу ввалилось трое ментов. Двое из них красноречиво держали руки на автоматах.

– Кто такие? – резко спросил краснолицый громила с погонами прапорщика. Судя по всему, он был здесь главным.

Зарембо отвлекся от своего увлекательного занятия. Выражение его глаз не сулило ничего хорошего несчастному менту.

– Прохожие, – ответил генерал, нависая над прапором. Тот, сам будучи не маленького роста, явно ощутил свою неполноценность. И попер было в наступление:

– Слышь ты, прохожий! Ты у меня сейчас е…льником вперед по этой лестнице пойдешь! – он потянул из-за пояса дубинку. Я сочувственно вздохнул – зря этот мент на рожон лезет. Сейчас ему будет больно во всех смыслах этого слова.

Прапорщик успел только замахнуться. Генерал сделал неуловимое, кошачье движение, и мент, совершив акробатический кувырок, громко шлепнулся на пол лестничной площадки. Зарембо чуть нажал на вывернутое запястье несчастного прапорщика, и тот тоненько захныкал.

Двое других патрульных схватились было за автоматы, но и сами не заметили, как оказались сидящими на задницах под прицелом собственного оружия – наши силовики не зря получали свои, не самые маленькие, зарплаты.