Александр Афанасьев - Арабская весна [litres]

– Теперь слушай внимательно, что я тебе скажу, и передай своему командованию, как только выберешься. Наши люди, которые еще остались – скажут исламистам, что они согласны напасть на Израиль. Такое предложение было сделано… они думают, что мы погибнем в боях с вами, а Египет останется для них. Но это будет сделано только для того, чтобы скрыть приготовления к военному перевороту. Мы хотим огнем выжечь всю обосновавшуюся в Каире нечисть. В танковых войсках в ВВС исламистов мало, мы знаем про них и убьем, как только наступит день. И мы не будем воевать с израильской армией. У нас достаточно верных людей в армии – чтобы разобраться со всеми предателями и для через три – зачистить Каир.

Все это звучало достаточно дико и безумно. Но разве не было дикостью и безумием то, что происходило в последнее время по всему региону?

– Запомни мой номер телефона для связи – полковник дважды отчетливо продиктовал ряд цифр – звонить надо только с нашей территории и очень осторожно, звонок отследят. Один раз, потом надо будет придумать какой-то другой способ общаться. Нам нужно держать друг друга в курсе событий, чтобы мы не думали плохо про вас, а вы – про нас. Во второй или третьей декаде этого месяца мы планируем выступать. Ближайшая деревня в трех километрах на север. Доберешься до нее, дальше найдешь, как выбраться в Израиль. И помни – я не друг тебе, израильтянин, и никогда им не буду. Но мы жили сорок лет в мире – и я не вижу причин, почему бы не прожить в мире еще сорок лет. Нас предали все – и теперь злейший враг – будет лучше друга, который держит за спиной кинжал, чтобы вонзить его в тебя, как только ты отвернешься. А теперь – давай сюда лопату, сын свиньи и шакала!

Последние слова – полковник выкрикнул. Мустафа аль-Джихади бросил ему лопату – а стоявший рядом майор вскинул автомат и выстрелил Аль-Джихади в голову. Последнее, что он почувствовал – как полковник пинком сбросил его тело в выкопанную им же самим неглубокую могилу…

Первым ощущение Мустафы аль-Джихади была боль. Боль тупая, сильная, она начиналась где-то слева, над ухом, потом распространялась на всю голову. Ломило виски.

Потом – ему вдруг в голову пришла мысль, что если ему больно, значит, он жив до сих пор.

Что с ним? Где он?

Мысли вяло шевелились в голове – как крыса, зад которой переехала машина. Но крысы чертовски живучие твари и даже это не убивает их.

И он – жив.

Он пошевелился – и почувствовал, что шевелиться очень тяжело. Очень тяжело…

Он по-прежнему в тюрьме? Сидит в карцере?

Или он уже в аду? Рай ему – точно не светил и он это хорошо знал…

Он пошевелил пальцами – и почувствовал, что тяжесть, которая давит на него – не монолитна, она сыплется, просачивается между пальцами.

Потом он вдруг вспомнил – как вспышка света. Лопата в руках, слова на английском языке – а потом грохот автомата, оглушивший его навсегда. Его разоблачили как израильского шпиона и расстреляли – но при этом он остался жив.

Потом он понял, что его похоронили заживо. И ужас от осознания этого – впрыснул в кровь ударную дозу адреналина, заставил шевелиться. Даже полураздавленная машиной – крыса не расстанется с жизнью просто так. И он – не расстанется.

Час с небольшим спустя – иорданский журналист Мустафа аль-Джихади тяжело дыша, сидел на краю неглубокой могилы, из которой он выбрался после того, как пришел в себя. Земля была сухая, тяжелая твердая – могилу он успел выкопать совсем неглубокую. Земля была твердая, кусками, это не песок, который похоронил бы его заживо – а командовавший расстрелом полковник не распорядился затрамбовать могилу.

Пуля – прошла по касательной, контузив его. Тот майор был профессиональным стрелком, он выстрелил так, чтобы контузить его – но даже стоявшие чуть вдалеке солдаты смогут подтвердить, что жидовский шпион расстрелян и закопан. То, что старшие офицеры египетской армии поступили именно так – доказывает, что заговор в армии есть и то, что он слышал – не просто слова отчаявшегося офицера-танкиста…

Сухая земля присыпала рану и не дала течь крови, образовалась корка. Земля здесь чистая, солнце жарит так, что аж страшно – даже без антибиотиков заражение вряд ли будет. Болит очень сильно, попытка прикоснуться к ране вызвала такую боль, что аль-Джихади решил даже не перевязывать рану. Может быть, потом.

Он заворочался, высвобождая из земли ноги – и тут пальцы аль-Джихади наткнулись на что-то в земле… какой-то пакет. Сначала он подумал, что от контузии у него просто начался бред… но это и в самом деле был пакет. Трясясь от холода – он вскрыл его. Там оказалась тонкая пачка египетских денег, сотня долларов, небольшая рация, фляга с водой, два куска сушеного мяса, фонарик, дешевые электронные часы с компасом и карта. Он включил фонарик – и увидел, что кто-то поставил на карте Суэца крестик красным карандашом. По-видимому – крестик обозначал это место.

Место, где его расстреляли.

Надо идти…

Иорданский журналист Мустафа аль-Джихади вспомнил молодость. Срочную он служил в бригаде Гивати, в секторе Газа, где и погиб в восемьдесят пятом при подрыве бронетранспортера. Обгоревшее до неузнаваемости тело похоронено на военном кладбище. Гоняли их в бригаде зверски – а если верить карте, то три ночи пути – и он выйдет к морю…

Три ночи пути. Но путь длиной в тысячу миль начинается с первого шага, верно?

И с этими мыслями – журналист заковылял на запад…

К морю – он вышел только на четвертую ночь. Сил – просто не было…

Весь день – он пролежал неподалеку отсюда, набросав на себя песка. Он слышал голоса, но кому они принадлежали – не знал. Да и не интересовался особо этим – если даже и увидят его, то увидят полумертвого, неизвестно кем подстреленного человека в арабской одежде. Наверное, попытаются помочь, а не пристрелят сразу…

На пятые сутки за ним пришли.

Из последних сил он выполз на берег, огляделся. Никого… только далеко – далеко – зарево на горизонте, огни Порт-Саида, города, который объявлен разрешенным для иностранцев и потому там был свет. Никого не было – ни патрулей, ни просто устроившихся на берегу парочек. Он подполз поближе к воде, посмотрел на часы и принялся ждать. Ему было предписано – каждый час, когда будет час ровно – подавать сигналы фонариком.

В два часа ночи – узконаправленный, но мощный луч со стороны моря прорезал темноту. Мустафа аль-Джихади не стал выключать фонарик – он понял, что спасен.

Через несколько минут – небольшая лодка подошла почти вплотную к берегу. Это была необычная лодка – она была как обычные скоростные лодки с жестким днищем – но баллоны по бортам были вдвое меньше стандартных, посередине – был мощный горб как на подводной лодке – в нем находились аккумуляторы. Были и два лодочных мотора – но оба с длинным трубами воздухозаборников. Такая лодка могла идти в надводном состоянии на обычных моторах, в полупогруженном состоянии – так что видны только трубы и изредка выныривает голова рулевого, чтобы осмотреться – и в полностью погруженном, на аккумуляторах. Четыре человека в черных водолазных костюмах и с автоматами Калашникова соскочили с лодки, как только она подошла на несколько метров к берегу и остаток расстояния до земли преодолели вброд. Дальше – двое заняли позиции на левом и правом фланге, а двое – бросились к подающему сигнал фонарику Агенту. Шаетет-13, спецназ израильских ВМФ – прибыл, чтобы забрать подавшего установленный сигнал бедствия агента.