Андрей Но - Субъект. Часть четвертая [publisher: 1С-Паблишинг]

– По-твоему я с самого начала был умудренным опытом старцем?

– Не уверен, что в твоем случае было вообще хоть какое-то начало…

Доктор обреченно покачал головой. Хотя, в какой-то мере, пример лектора действительно вызвал в нем необъяснимые и неприятные чувства. Возможно, это было лишь игрой восприятия, но ему казалось, что его жизнь обрела краски только несколько дней назад, с появлением этого человека в его жизни… Но это чушь. Ведь воспоминания всегда кажутся тусклее настоящего момента…

– Я хочу сказать, – вырвал его из мыслей лектор. – Ты живое доказательство, что мысли способны размножаться. Боты способны на импровизацию. Способны воображать. Ничуть не хуже, чем их создатели.

– Мм… Ну хоть не хуже и на том спасибо… – саркастически пробормотал доктор.

– Мысли… Все это время, я… ошибался, – голос лектора дрогнул, – в своем мнении о природе сознания… Думаешь, мне легко было это сейчас признать? Я всегда знал, что мысль есть реакция на условия извне, не более… Но чтобы и сами условия были капризом чьей-то мысли… Круг не имеет начала. Но начертан он именно ей, мыслью. Она есть начало всему…

Брозэф приподнял ладонь.

– Так… А теперь давай еще раз по порядку. Если бы ты не спас Николу Теслу…

– Если бы он не подстроил всё так, чтобы я его спас, – поправил лектор.

– …то магион бы не был создан, соответственно, создатель бы в него не сел…мм… не сядет… И тогда всех нас, значит, сейчас бы здесь не было?

Лектор напрягся, будто еще раз все тщательно взвешивая, и быстро кивнул.

– То есть, точка отсчета всего бытия начинается… с тебя?

– Нет никаких точек отсчета, я же сказал. Время – это условность, коей придерживаются только плоды воображения, такие как мы с тобой и вся остальная материя. И только наши мысли… Только для мыслей все эти законы не писаны… Создатель, Тесла, я, неважно кто из нас первый, важно то, что каждый из нас.

– И, тем не менее, во всей это заварушке, в самом ее переломном моменте стоишь ты, верно?

Лектор сокрушенно вздохнул.

– Не по своей воле.

Интерн не выдержал и откровенно заржал. Доктор Брозэф смерил того суровым взглядом и кивком призвал замолкнуть. Но интерн не мог остановиться, поэтому сполз под стол, где продолжал завывать от смеха. Лектор же остался невозмутим. Он лишь покосился на интерна, как на бактерию, чья активность под микроскопом достойна любопытства столь же сколь и отвращения от ее образа жизни.

– Ты целую ночь сидел и продумывал теорию, в центре которой стоишь ты, – начал сердиться Брозэф. – Ты читал архивы, которые я принес, чтобы выдернуть из контекста только те факты, что хоть как-то объяснили бы все это безумие, что я сейчас услышал. Но и те просто не выдерживают контраргументов, коих так много, что я даже не стану перечислять.

– Да, объективность фактов не на моей стороне, – выкрикнул лектор. – Если бы не светящееся небо, которого я никогда не видел раньше, – интерн, уже было вылезший из-под стола, снова задохнулся смехом, – если бы не магион, то даже я бы не поверил… Но только мне одному известно, что я повлиял на этот мир прямо из своего сна…

Доктор Брозэф уже будто и не слушал. Он просто смотрел куда-то себе в ноги, выглядя еще больше состарившимся, несчастным.

– Человечеству еще нужно созреть для этой правды, – подытожил лектор. – Сначала оно будет отрицать. Высмеивать, – он бросил взгляд на интерна. – Но, в конце концов, оно к этому все равно придет и тогда уже будет морально готово.

– И что теперь? – слабым, ни на что не надеющимся голосом спросил доктор. – Как думаешь жить с этим дальше?

– Жить? – странно переспросил лектор. – Не думаю…

Брозэф поднял на него непонимающий взгляд. Хотя в его бесцветных, слегка багровых глазах уже читался в том числе и страх, как следствие понимания того, что он сейчас услышит.

– Я выполнил то, что должен. Не хочу задерживаться здесь дольше необходимого.

– Будешь лежать, и смотреть в одну точку? – чужим голосом спросил доктор. – Переживать одну грезу за другой?

Лектор слабо улыбнулся.

– Звучит уныло, но только для того, кто лишь наблюдает за этим со стороны.

– А чем тебя не устраивает этот мир? Ну и пусть он не твой… Но разве это настолько важно, чтобы все было исключительно по твоим правилам?

– Конечно, важно, – медленно проговорил лектор. – То неравенство, мракобесие, что я наблюдаю вот уже столько лет… Несправедливость. Правила ради правил… Не знаю, может, с верхушки моего айсберга, я вижу лишь одну из сторон великого баланса, основанного коллективом, и далеко не самую светлую. Но зачем мне искать им оправдание? Зачем пытаться привыкнуть к их миру, когда есть возможность создать свой?

– Тогда сделай его лучше…

– Я? – холодно рассмеялся лектор. – Ты же видел мой мир… Я недолюбливаю людей…

– Не людей… – раздраженно мотнул головой Брозэф. – Ты же сам сказал, что творят они в самых разных областях. Необязательно нечто связанное с людьми. Найди ту, к которой лежит душа… Тебе же нравится исследовать функции мозга, а мне нравится копаться в его снах. Я мог бы предло…

– Может , – подчеркнуто резко перебил доктора лектор, – однажды я и присоединюсь к их членству. Но это все равно означает одно. Мы видимся с тобой последний раз.

Доктор с огорошенным видом развел руки и тут же опустил. Он не нашел что сказать.

– В этом слое реальности, во всяком случае, – чуть ободряюще, но не слишком обнадеживающе добавил лектор. Но Брозэф только невпопад покачал головой, избегая его взгляда. Лектор коротко кивнул в знак прощания и скрылся за дверью.

– Он ваш родственник? – догадался интерн, взглянув на мрачное лицо доктора. Тот не сразу обнаружил, что ему задали вопрос.

– Что? А-а… Нет, конечно нет… Просто я…

– Вы прям тот самый врач, каким его описывают в учебниках. Прямо-таки эталон сострадательности…

Брозэф промычал что-то нечленораздельное. Он пытался понять, почему для него мир вдруг потерял свои прежние краски. Потому что не исполнился его каприз? Или, может, потому что в словах этого сошедшего с ума человека было нечто такое, что вынуждало все же повременить со штампом о потере здравия его рассудка…

– Прямо-таки стереотип , – продолжал интерн.

Брозэф быстро поднял на него взгляд. Ему почудились какие-то новые, двусмысленные нотки в голосе интерна, которые совсем не соответствовали впечатлению, что он уже успел о себе создать.

Губы интерна разъезжались в странной улыбке. Его глаза уже не были наивно округлены. Он смотрел на Брозэфа как-то иначе, по-умному. Доктору начинало это не нравиться.

– Что ты хочешь этим сказать?

Интерн демонстративно постучал пальцем по своим наручным часам.