Джасмин Джоунс - Женщина-кошка [Молодежная новелла]

– А если ему не понравится...

– Он не должен быть слишком разборчивым, Пейшенс, – мягко перебила ее Салли. – Если ты ему нравишься, то ты ему нравишься, какая ты есть. Если любишь – значит понимаешь, со всеми проблемами и недостатками. 

Пейшенс опять глубоко вздохнула. Знала бы Салли...

Пейшенс сидела в кабинке японского ресторанчика, прижав лоб к стеклу аквариума. В нем разноцветным ярким калейдоскопом мелькали забавные тропические рыбки, маленькие такие и шустрые. Те же, что покрупнее, не давали себе труда суетиться, как мелюзга, а важно замерли на месте, лениво шевеля хвостами и плавниками. Пейшенс облизала губы.

– Красиво, – раздался голос за ее спиной.

Она обернулась и увидела Лоуна. Залившись румянцем, она встала, вышла из кабинки и расправила платье. После того разговора с Салли верная подруга просто взяла ее за руку и повела в магазин. Выбирали долго, но, наконец, остановились на платье, которое было в меру скромным, но вместе с тем делало ее достаточно соблазнительной. Теперь у Пейшенс сердце замерло от удовольствия: похоже, Лоуну платье понравилось.

– Спасибо, – сказала она, опустив глаза.

– Тебе тоже спасибо, – улыбнулся Лоун. – Правда, я имел в виду рыбок.

Они уселись, сделали заказ. Пейшенс поймала себя на том, что смотрит на фонарик, висящий над столом. Его бахрома смущала ее: она как-то так шевелилась, что ей не терпелось потрогать ее рукой, поиграть с ней, но было далековато, и она никак не решалась.

– Бумажная работа, – донеслось до ее сознания: Лоун что-то ей рассказывал, разливая сакэ по чашкам. 

Пейшенс заставила себя включиться в разговор. Лоун, кажется, объяснял, почему он опоздал.

– Представляешь, горы, буквально горы бумажек... Даже если поймал преступника, писанины невпроворот, ну а уж если он от тебя удрал...

Пейшенс с трудом оторвала взгляд от тревожно шевелящейся бахромы.

– А много от тебя удирали? Расскажи про кого-нибудь.

Лоун на мгновение отвел глаза, и Пейшенс получила наконец возможность слегка шлепнуть ладонью по фонарю. Ну просто никак не могла удержаться,– Все, больше не буду, – скомандовала она себе, пряча руку.

Лоун удивленно уставился на качающийся фонарик.

– Это была Кошка... Женщина-Кошка, – наконец сказал он задумчиво, не отрывая взгляда от фонарика. – Слышала когда-нибудь?

Пейшенс кивнула, просто кивнула, ей было страшно говорить, страшно вступать в этот разговор, она не доверяла себе, боялась себя выдать. Но Лоун молчал – похоже, он ждал, что она скажет.

– Да, – наконец выдавила она из себя, – она еще ходит с хлыстом что ли или с плеткой.

Лоун помотал головой и поерзал на стуле, будто ему было неудобно сидеть.

– Один раз я был с ней так близко, что... она поцеловала меня.

– Правда? – Пейшенс изо всех своих силенок старалась, чтобы голос ее звучал спокойно, но в том, каким доверительным тоном Лоун рассказывал ей про нее же, было что-то приятно волнующее. Кроме того, было тут кое-что еще. «Неужели я ревную? Да разве это возможно?» 

Лоун усмехнулся.

– Представляешь? – он заглянул ей в глаза. – Что ты на это скажешь?

Тут появился официант и поставил между ними на стол огромный поднос с суши. Пейшенс смотрела на еду голодными глазами – похоже, вид рыбок в аквариуме пробудил в ней волчий аппетит.

– Не знаю, – отозвалась она, улыбаясь. – А тебе что, нравятся такие нехорошие девчонки?

Она отделила приличный кусок рыбы от кучи риса, на котором он покоился, и сунула себе в рот, облизав при этом пальцы.

– Только при одном условии, – пошутил Лоун, – если я им тоже нравлюсь.

Он налил необходимое количество соевого соуса в маленькую прямоугольную тарелочку и, помешивая его, принялся делать васаби.

– Я полицейский, Пейшенс, – вдруг сказал он серьезно. – Плохое меня никак соблазнить не может. Плохих девчонок я сажаю под замок.

Пейшенс проглотила свою рыбу и пожала плечами'

– Да брось ты. Плохое, хорошее, добро, зло... Правда лежит где-то посередине. Я думаю, мир устроен немного сложнее, чем ты его себе представляешь.

Лоун какое-то время смотрел на нее молча.

– Может, теперь поговорим о тебе? – сменил пластинку полицейский. – Расскажи-ка ты мне, каково быть художником?

– Да по правде говоря, я и не художник вовсе, – призналась Пейшенс. – То есть, конечно, я училась в художественной школе. Лучше всего у меня шел там рисунок. Лучше всего получалось. Закончила – устроилась в рекламное агентство. – Пейшенс тяжело вздохнула. – А теперь я и сама не знаю, что я такое. «Тем более, что меня теперь как минимум две», – мысленно добавила она.

– Ты не похожа на других, – мягко сказал Лоун. – Ты какая-то особенная.

Сердце Пейшенс невольно затрепетало.

– Спасибо, – смущенно пробормотала она, вспомнив, как Лоун отвечал на приставания Кошки, как он твердо сказал ей, что его сердце занято.

– Это правда, – в голосе Лоуна было столько теплоты, – и я хочу узнать о тебе больше.

– Хочешь узнать больше? – брови Пейшенс взлетели.

– Да, – коротко ответил Лоун.

Лоун пристально вглядывался в лицо спящей Пейшенс. Во сне она порой шевелилась, то чмокая губами, то потягиваясь. Она была прекрасна. Стараясь не разбудить ее, Лоун выбрался из постели и пересек комнату. В ванной он выпил стакан воды, потом снова направился было к ней.

Вдруг стопу его пронзила острая боль. Шепотом выругавшись, Лоун поднял босую ногу и вытащил из стопы нечто странное. Ну да, очень напоминает коготь с алмазным наконечником. С минуту Лоун глядел на него внимательно, ничего не понимая, и вдруг до него дошло. Он вспомнил про слово «ПРОСТИТЕ», нацарапанное почти одним и тем же почерком на бумажном стаканчике и на бумажном пакете с драгоценностями, он вспомнил, как Пейшенс спасла мальчика на этом чертовом «чертовом колесе», хотя, казалось бы, ситуация была совершенно невозможной. Все постепенно становилось на свои места, складывалось в общую и понятную картину, все начинало обретать смысл. Он, дрожа, опустился на стул и снова посмотрел на свернувшуюся под одеялом калачиком Пейшенс. Теперь она совсем не казалась опасной...

Он вертел в руке стакан и размышлял, какие у него есть доказательства того, что Пейшенс и Кошка, та самая, неуловимая, обольстительная и опасная Женщина-Кошка, – одно и то же лицо. Он рассеянно посмотрел на стакан, из которого только что пил воду. На ободке был заметен след губной помады. А в криминалистической лаборатории на его участке уже был образец губной помады, которую Кошка оставила, поцеловав его в щеку прошлой ночью...

Пейшенс проснулась от электронного щебета мобильника.

– Том? – еще не совсем проснувшись, сонным голосом спросила она.