Джасмин Джоунс - Женщина-кошка [Молодежная новелла]

Пейшенс не могла не рассмеяться. Лоун говорил так, будто он вспоминал текст каталога Метрополитен-музея. Текст, кстати, настолько вымученный, что от него сводило скулы.

– Я... мне приятно это слышать, – отозвалась она, не желая уточнять, что Шагал был не совсем, так сказать, голландцем. 

– Мне нравится искусство, – признался Лоун, улыбаясь. – Я видел картины у вас в квартире... и, между нами... раньше я думал, что «старые голландцы» – это сорт сигар, которые курил мой командир, когда я был в армии. Но серьезно, мне нравится это, – он снова посмотрел на рисунок. – Очень.

– Спасибо. – Пейшенс почувствовала, как к ее щекам приливает краска. Она не знала, о чем еще говорить. Через перегородку, разделяющую их с Салли кабинки, раздался глухой удар.

– Я вот что подумал, – помявшись, сказал наконец Лоун. – Может, мы с вами как-нибудь выпьем по чашечке кофе, а? Тут неподалеку есть один итальянский ресторанчик, прямо за углом. На шестой.

«Скажи “с большим удовольствием”, – приказала себе Пейшенс. – Скажи, скажи “отличная идея”». Но, похоже, все слова, приличные в этой ситуации, застряли у нее в глотке.

– Может быть, завтра, а? Скажем, в час?

Пейшенс молчала. Наконец она овладела собой и заставила губы двигаться.

– Неплохая... идея, – выдавила она.

Лоун облегченно улыбнулся.

– Ага, – жизнерадостно отреагировал он. – Значит, завтра.

Пейшенс улыбнулась и кивнула.

– А вы, пожалуйста, напомните ей, чтобы она не забыла, хорошо? – обратился Лоун к Салли, голова которой тут же высунулась и торчала над перегородкой. – Я на вас рассчитываю.

– Есть, командир, – бодро ответила Салли, лихо приложив руку к воображаемому козырьку. – Слушаюсь, мой генерал. Генералиссимус. Сэр. 

Лоун еще раз улыбнулся Пейшенс ослепительной улыбкой и пошел по коридору.

Салли мечтательно вздохнула, провожая его взглядом, потом повернулась к Пейшенс.

– Пейшенс, ты ему так понравилась! – восхищенно воскликнула она. – Так, сегодня не есть ничего, только пить воду. И завтра наденешь кожаный костюм, ну брюки с курткой, помнишь, я подарила тебе на день рождения...

– Эй-эй! – раздался голос Лэнса из соседней кабинки.

– Ну да, которые мы с Лэнсом подарили тебе на день рождения, – тут же поправилась Салли, глядя в ту сторону, где скрывался Лэнс.

Пейшенс улыбнулась и отрицательно покачала головой. У Салли в запасе всегда было полно всяких советов насчет того, когда, куда и как идти на свидание, большинство из которых казались Пейшенс совершенно идиотскими, так что она никогда не слушала свою подружку.

– Во-первых, – загнула палец Пейшенс, – это всего лишь на чашечку кофе. А во-вторых, я в жизни это не надену, что я дура, что ли?

«Что я дура, что ли?» – снова подумала Пейшенс, с ужасом вспомнив тесно облегающие кожаные штаны и куртку с огромным вырезом.

Это был совсем не ее стиль.

Остаток дня Пейшенс провела за работой – разрабатывала варианты рекламного дизайна для «Болайна». Работа так ее захватила, что она не заметила даже, как другие дизайнеры ее отдела один за другим гасили свет и отправлялись домой.

В половине двенадцатого Пейшенс одной рукой рассовала варианты проектов по карманам большой кожаной папки, в то время как другой набрала номер курьерской. Но там ей сказали, что все курьеры давно разошлись по домам. Придется самой тащиться к Хедару. Дай бог, чтобы не было слишком поздно.

Пейшенс поймала такси, домчалась до фабрики и, едва волоча тяжелую папку, прошла на территорию комплекса. Вот и отдел печати. Она подергала дверь – закрыто. Опоздала! Ну да, опоздала и – все, уволена!

– Эй, кто-нибудь! – она отчаянно продолжала молотить в дверь, но ответом было лишь глухое молчание. Так ничего и не дождавшись, Пейшенс затравленно оглянулась. Все здание потонуло во мраке, только в одном месте, где располагалось конструкторское бюро, горели окна. «Может, попробовать попасть внутрь через дверь конструкторского», – решила Пейшенс. Она побежала туда, и – о чудо! – дверь там действительно была открыта. Облегченно вздохнув, Пейшенс вошла в здание.

Девушка и раньше бывала на фабрике, но в этот корпус она ни разу не заходила. Ей нужен был отдел печати, но как попасть туда с этой стороны здания, она понятия не имела. По спине пробежал холодок, когда она увидела в полумраке эти угрюмые стены, вдоль которых тянулись какие-то темные, грязные трубы, опутанные паутиной. Вокруг царила поистине мертвая тишина – казалось, Пейшенс потеряла способность слышать. Но в конце коридора из-за поворота пробивался слабый свет. Пейшенс поспешила туда.

– Мне наплевать, что ваше Управление по контролю за продуктами и лекарствами не заметило никаких головных болей, тошноты и обмороков! Положим, ничего страшного, со всем этим еще можно мириться, – обращался доктор Славицки, глава исследовательской лаборатории Хедара, к прячущейся в полумраке его кабинета фигуре. Единственным источником света были видеомониторы, по которым плавали увеличенные электронным микроскопом до гигантских размеров причудливые бактерии. – И что мы можем сделать с потребителем, требующим своего... в конце концов, повторяю, будучи зависимым, с этим можно мириться. Но вот побочные явления... после достаточно долгого и тщательного изучения это... – За его спиной на экране одна картинка сменяла другую... сейчас на нем было видно женское лицо, с которого, как расплавленный воск, сползала кожа. – Я никак не могу мириться с тем, что люди превращаются в настоящих чудовищ...

От фигуры, которая пряталась в тени, донеслось какое-то невнятное бормотание.

– Я полагал, что ничего страшного... с этим можно жить... – снова повторил Славицки, покачивая головой, – но теперь... я даже и не знаю...

Стоя в коридоре, Пейшенс прислушивалась к этим приглушенным голосам, не совсем понимая, о чем речь. «Вот и прекрасно, – подумала она, и волна облегчения прошла по всему ее телу, – вот сейчас пойду и спрошу у них, как мне пройти». Увидев, что дверь полуоткрыта, Пейшенс осторожно толкнула ее и шагнула внутрь.

Она осторожно вошла в лабораторию и огляделась. «Что это?» – удивилась она, заметив монитор, на экране которого светилось компьютерное изображение женского лица; это лицо прямо на глазах менялось... но вовсе не это удивило Пейшенс, а то, как оно менялось. Сначала лицо выглядело старым и дряблым, сплошь покрытым тонкой сетью морщин, но вот постепенно оно становилось все моложе и моложе; дряблость обвисшей кожи исчезала, исчезали и морщины. Вот на экране уже лицо совсем молодой и красивой женщины, вот оно будто затвердевает, окаменевает и становится жутким образом похожим на твердую кость...