Михаил Митрофанов - Особый приказ

Иван увидел все, что ему нужно: бегущих на подмогу солдат со второй позиции, одинокого детину, окруженного бойцами, лежащих остальных лазутчиков. Он тут же, не мешкая, послал в колдуна гроздь волшебных стрел. Они гасли одна за другой в плотном вихре, но Умову нужно было немного: бить без остановки, чтобы вся немалая сила чужака уходила только на защиту.

Колдун дернулся назад, прикрываясь от волшебника. Прежде, чем солдаты успели до него добежать, старик вскочил в лодку; суденышко дернулось и само отошло от берега с такой скоростью, будто на веслах сидели шесть человек. Кто-то издали прямо на ходу кинул дротик. Копье вонзилось в вихрь и опустилось в воду. Надо было что-то делать, и Умов решился. Одним рывком он подбежал к берегу; тяжелый плащ хлопал и бил волшебника по ногам, но времени его сбрасывать не было.

Иван прыгнул. Волшебство подхватило его и понесло над рекой. Колдун увидел, что на него летит и попробовал повернуть лодку, но он не успел справиться с разогнавшимся судном. Умов успел притормозить в воздухе, и нос лодки лишь покачнулся, когда на него приземлился волшебник.

— Каюк тебе, песик, — сказал колдун, стянув к себе вихрь.

Иван без предисловий бросил во врага пучок стрел. Защита колдуна впитала их, но следом по уже ослабленному вихрю ударило нуль-заклинание. Иван отчетливо ощутил, как пульсирует кровь в висках и немеют пальцы. По его лицу потекли ручейки пота, но вихрь ослабел на глазах. Мощные помехи мешали колдовать обоим магам, но Умов полагался на выучку, а его противник на голую силу, львиная доля которой сейчас рассеялась.

С перекошенным лицом колдун замахал руками, стягивая остатки вихря. Теперь от сплошного ледяного пояса остались лишь несколько кусков. Умов, тяжело дыша, бросил еще пару стрел, ломая ледяной щит. За его спиной слышались всплески: кто-то бросился вплавь. Умов не оборачивался. Он выпустил еще одну стрелу: бледную, мерцающую, но даже ее хватило, чтобы испарить еще один кусок пояса и раскрыть съежившегося, пятившегося к самому краю лодки колдуна.

Старик вытянул вперед руки: он отчаянно пытался сделать хоть что-то, но Умов не дал ему ни единого шанса. Еще одна стрела, обжегшая пальцы, ушла к колдуну и разорвала остатки ледяного вихря. Иван быстро шагнул вперед и пнул колдуна под колено. Только сейчас он вспомнил про саблю и ударил колдуна навершием в висок.

Умов сидел на берегу реки и перебирал вытащенные из лодки вещи. Дождь уже унялся, но облака продолжали висеть на горизонте, отдаляя время рассвета. Ивану пришлось зажечь волшебный огонь, чтобы получше рассмотреть трофеи. Люди собирались явно со знанием дела.

«А ведь у них могло получиться», — подумал Умов. Они точно выбрали место — ту часть берега, где редко появлялись разъезды. Они угадали со временем — пришли на исходе ночи, когда меньше всего шансов на встречу что с людьми, что с нечистью. Иван покосился на лазутчиков. Трое выживших лежали лицами вниз со связанными за спиной руками и кляпами во рту. Умов, уже ничего на свете не стесняясь, зевнул. Невыносимо хотелось спать, но надо еще добраться до города, не спуская глаз со старикашки. Бегло осмотреть вещи, так же бегло допросить — и в город.

Иван развернул еще один сверток и застыл. Сон как рукой сняло. Перед ним лежало яйцо, похожее цветом и формой на гусиное, но больше. Раза в два больше. Не касаясь яйца руками, Умов завернул его в ткань.

— Что это? — Иван подошел к колдуну и вынул кляп изо рта.

Старик промолчал, но Умов и так знал ответ.

Лазутчики принесли с собой яйцо дракона.

Потап подбросил веток в костер и поднял голову, озираясь по сторонам. Деревья на границе круга, освещенного костром, стояли черными громадами, причудливыми и безмолвными. Ночную тишину нарушал только треск сучьев и храп троих человек. Потап прислушался еще раз и снова перевел взгляд на человека, который сидел напротив.

— Тишина, дядь Фрол, — негромко сказал он.

— Надо думать, — пожал плечами его спутник. — Господин Зорян знает, как идти и что делать.

Потап помолчал. Ему было страшновато. Он, сколько себя помнил, всегда чего-то боялся. Сначала родительского гнева. Потом ножа в подворотне. Теперь неизвестности. Он привык к улочкам Танны, близости моря и безбрежной степи. Здесь же, на севере, посреди бесконечного и мрачного леса, Потап был чужим.

Время от времени ему казалось, что лучше было остаться в городе. Найти способ отказать Зоряну, не соблазняться большими деньгами, не связываться с верлами. Тогда он быстро вспоминал судьбу проводника и старательно прятал эту мысль подальше. В конце концов, он сам согласился на это дело. Кто отказался бы разбогатеть в восемнадцать лет? Среди воров Танны таких не было. Правда, среди них мало кто рискнул бы отправиться в такое путешествие. Одно дело — резать кошельки или везти контрабанду, и совсем другое — бегать по набитым нечистью лесам. «Вот поэтому вы и останетесь мелкими сошками», — подумал Потап с высоты прожитых восемнадцати лет.

От одной мысли, как он вернется в Танну и получит за год столько, сколько остальные люди господина Тита не получали и за три, Потапу сделалось теплее. Высоких материй он не понимал и понимать не хотел. Но деньги и власть — а после такой работы у него прибавится авторитета — согревали не хуже огня. Ради такого стоило прятаться днем от солдат, зорко смотреть по сторонам и беспрекословно выполнять все приказы колдуна Зоряна.

Чуть подождав, Потап огляделся еще раз.

— Дядь Фрол… — заговорил он.

— Цыц! — прошипел тот и погрозил Потапу кулаком.

Потап посмотрел в напряженное лицо Фрола и сам тихо развернулся спиной к костру. Теперь и он услышал слабый треск поодаль. Застыв, он вслушался. Треск повторился, уже чуть ближе. Потап судорожно вдохнул. Кто это? Зверь? Почему он так шумит? Это трещат сучья, просто они пока далеко. Это человек? Видит ли он костер? Они специально развели огонь в низинке так, чтобы его не могли заметить издали. Или это… тварь? Потап потянулся к копью дрожащей рукой.

Сначала он увидел глаза — пару красных угольков. Они то возникали в темноте, то исчезали за деревьями. Потом, через несколько долгих мгновений, он увидел неясные очертания чудовища. К ним шло что-то похожее на огромного и невероятно худого медведя.

— Тихо, — прошипел Фрол. — Ничего не трогай и не ори.