Гедеон - Ад идет с нами

Это время словно выпало из жизни Рама. Он отваливал обломки, накладывал повязки, что-то командовал, не слыша своего голоса... Даже говорил о чём-то с помогавшей разбирать завалы Ракшей, но слов вспомнить не мог. Часть китежца жила своей жизнью, словно сама по себе действуя по заложенному алгоритму. А другая…

Другая его часть навсегда осталась там – под завалами разрушенного опорного пункта.

Вопреки законным опасениям, к месту трагедии не набежали ни вездесущие журналисты, ни многочисленные обезумевшие родственники пострадавших, мешающие работе решительно всех служб. Точнее, местных пришло много, но они оказались неожиданно вменяемыми, а под руководством пришедшей в себя Зары ещё и полезны.

Экс-мэр вообще удивила Костаса. Он ждал, что после пережитого Зара проваляется в госпитале неделю, раздавая интервью местным телеканалам, но она, едва оправившись от потрясения, взялась помогать пострадавшим. Не суетливо мешаться под ногами у спасателей, раздавая бессмысленные распоряжения, как это любят делать чиновники, а реально координируя добровольцев и спасателей.

Странные на Идиллии политики. И не только они.

Местные журналисты вместо охоты за сочными кадрами взялись за информационное сопровождение пострадавших, собирая и упорядочивая данные о том, кто в какое медицинское учреждение поступил и в каком находится состоянии. Кто-то развозил родственников по больницам, кто-то помогал с разбором завалов, а кто-то уводил прочь излишне впечатлительных доброхотов, своими переживаниями мешавшими работать остальным.

На Идиллии затасканная фраза “чужой беды не бывает” обрела реальный смысл.

Не было вспышки ненависти, не было агрессии местных к союзовцам. Была общая беда и одно дело – спасение выживших. А после настала очередь тех, кому повезло меньше.

Лишь когда последнего убитого запаковали в мешок с инертным газом, Костас повернулся к Ракше.

– Остаёшься за старшего, – приказал он. – Госпожа Зара – до моего возвращения по всем вопросам обращаться к лейтенанту Дёминой. А я съезжу, навещу господина полковника Шеридана. Да и к господину генералу загляну.

Развернувшись на каблуках, Рам промаршировал к броневику, чувствуя, как начинает трясти от бешенства. Будь Шеридан рядом – Костас не колеблясь убил бы эту сволочь. Даже не оглядываясь на трибунал.

Планета Идиллия. Три километра от Зелара, штаб генерала Прокофьева

Когда дверь кабинета отъехала в сторону, являя взору Шеридана фигуру в заляпанной грязью и бурыми разводами засохшей крови броне, полковник только успел спросить:

– Это что за грёбаный голем?

В следующую секунду он обнаружил, что висит в воздухе, ухваченный за грудки. Рам впечатал корпората в стену и прорычал:

– Назови мне хоть одну причину оставить тебя в живых, угрёбище.

– Что вы себе позволяете… – начал было Шеридан, опознав в “големе” коменданта Зелара, но его бесцеремонно прервали.

– Я позволяю тебе, урод, сказать слова в своё оправдание! – Рам встряхнул жертву.

Зубы Шеридана лязгнули, а в голове полковника теннисными мячиками заскакали панические мысли. В то, что чёртов китежец выполнит угрозу, полковник ни секунды не сомневался.

– Это стандартная практика, – несмотря на испуг, голос Филипа звучал спокойно. – Добро пожаловать на войну, полковник Рам.

– Войну?! – в голосе китежца проскользнули опасные нотки.

– Войну, – кивнул Шеридан. – И поставьте меня на пол, пожалуйста. Здесь не кабак. Напомню также об уголовной ответственности за неуставные взаимоотношения, полковник.

– О да, – Рам хмыкнул, разжимая руки. – Как речь о собственной шкуре – так сразу вспоминаем про уголовную ответственность. Да, полковник?

– Именно, – Шеридан, поняв, что прямо сейчас его никто не убьёт, принялся отвоёвывать инициативу.

– А что тогда про воинские преступления, полковник? – осведомился Костас.

– А их нужно доказать, – ухмыльнулся Шеридан. – Не думаю, что кто-то станет портить сладкий вкус победы из-за кучки дохлых туземцев.

– Тактика… – Рам похлопал его по плечу. – Знаете, Шеридан… Мы же на войне. А тут… Тут случается всякое. Например, за грехи воздаётся куда быстрее и справедливее, чем в мирное время. Так быстро, что военной прокуратуре остаётся лишь закрыть дело и передать в архив.

– Вы угрожаете, полковник Рам? – процедил Филип.

– И в мыслях не было, – заверил его Костас. – Так… Философские размышления. До встречи, полковник Шеридан.

– До встречи, полковник Рам, – процедил корпорат.

Когда китежец вышел, Филип дрожащей рукой открыл тумбочку, достал бутылку виски и, скрутив пробку, сделал долгий глоток. А потом с ненавистью уставился на закрытую дверь. Пережитые страх и унижение требовали мести. А месть – это блюдо, которое подают холодным.

Планета Идиллия. Военная база “Эсперо-1”

Для Чимбика эвакуация и последующие несколько часов прошли, словно в тумане. Он не помнил, как докладывал Савину о выполнении задачи, не помнил, как и что ел в столовой — да и ел ли вообще, – не помнил, о чём говорил в боксе со Схемой.

Перед глазами стояла одна и та же картина – синий игрушечный звездолёт, заляпанный алой, сверкающей на утреннем солнце кровью. В сознании болезненно билась мысль: не успел. Он не смог, не спас беззащитных идиллийцев. Детей.

Сержант не мог с уверенностью сказать когда его начали волновать потери среди дворняг. Когда женщины и дети превратились из приоритетных для создания паники целей в тех, кого он хотел защитить? Когда допустимые потери среди гражданского населения стали для него, Чимбика, недопустимыми? Возможно, это произошло в тот момент, когда он начал узнавать людей ближе? Когда за пустыми цифрами статистики проступили имена и лица, голоса и улыбки? Когда он перестал быть только РС-355085?

В груди репликанта что-то болезненно сжималось, но автодоктор не выявил никаких сбоев в работе тела. Жаль, эта новость не прогнала боль. Может, так у людей болит душа? И это значит что у него, РС-355085, она тоже есть?

Почему-то это открытие не обрадовало сержанта. Он ощущал лишь тупую, лишающую сил боль в груди и не представлял, что с ней делать.

Без особой надежды на успех Чимбик дал команду автодоктору брони ввести дозу обезболивающего. Не помогло. Внутри будто ворочался невидимый для сканеров и диагностов ком колючей проволоки.

Сержант со всей ясностью ощущал, что больше не сможет смотреть в глаза Эйнджеле. Не сможет смотреть в глаза Талике, Динаре, Майку, Нику. Он, Чимбик, никакой не герой, а просто дефектное никчёмное изделие, не способное как следует выполнять свою функцию. Ведь стоило ему отбросить сомнения и начать действовать раньше – дроны могли бы успеть разглядеть огни, и ничего этого бы не случилось. Ничего...