Стивен Кинг - Институт

Стэкхаус подошел к школьному автобусу у флагштока и в последний раз обратился к своему войску:

– Снайперы, стрелять в первую очередь по водителю. Тому, кто в бейсболке задом наперед. Затем прочешите всю машину. Цельте выше, по окнам, выбейте тонированное стекло, стреляйте по головам. Подтвердите.

Они подтвердили.

– Огонь открывайте, когда я подниму руку. Повторяю, когда я подниму руку.

Стэкхаус встал перед автобусом. Положил правую руку на холодный, мокрый от росы металл. Левой взялся за флагшток. И стал ждать.

– Вперед, – приказал Тим.

Он был на полу за водительским креслом, Люк – рядом с ним.

– Пожалуйста, не заставляйте меня, – выговорила миссис Сигсби. – Дайте хотя бы объяснить, почему наша деятельность так важна…

– Вперед, – повторил Тим.

Она нажала педаль газа. Огни приближались. Стали видны автобус, флагшток и Стэкхаус между ними.

Пора , сказал Авери.

Он думал, ему будет страшно. Ему было страшно с самого пробуждения в комнате, похожей на его собственную. А когда Гарри Кросс свалил его с ног, он испугался, как никогда в жизни. Но теперь Авери не чувствовал страха. Он чувствовал только восторг. Мама, когда убиралась в доме, всегда ставила одну песню, и сейчас ему вспомнилась строчка оттуда: «Я обрету свободу» [67] «I Shall Be Released», песня Боба Дилана (1967). .

Он подошел к детям из Палаты А, которые уже составили круг. Калиша, Никки, Джордж и Хелен последовали за ним. Авери протянул руки. Калиша взялась за него и за Айрис – бедную Айрис, которая могла бы сохранить разум, случись это все днем раньше.

Женщина, дежурившая за дверью, громко о чем-то спросила, однако вопрос утонул в усилившемся гуле. Возникли точки. Они были уже не тусклые, а яркие и разгорались все ярче. Штази-огни заполнили центр круга, они вились, как полосы на столбике у входа в парикмахерскую, возникали из некоего глубинного вместилища силы, вновь уходили в него и возвращались еще более мощными.

ЗАКРОЙТЕ ГЛАЗА.

Уже не мысль, а МЫСЛЬ на волне гула.

Авери убедился, что все послушались, и тоже закрыл глаза. Он надеялся увидеть свою комнату в родном доме, а может, двор с качелями и надувным бассейном, который папа накачивал каждый год в День памяти… А увидел – все они увидели – институтскую игровую площадку. И, наверное, удивляться не стоило. Да, тут его толкнули и довели до слез – не лучшее начало последних недель его жизни, – но тут у него появились и друзья, хорошие друзья. Дома у него друзей не было. В школе Авери считали чудиком, коверкали его имя, подбегали к нему и кричали: «Аврик-Аврик-Шмакодяврик!» – прямо в лицо. Здесь ничего такого не случалось, потому что их объединило общее несчастье. Здесь друзья заботились о нем, относились к нему как к нормальному. Теперь он позаботится о них. О Калише, Никки, Джордже и Хелен.

А главное, о Люке. Если сумеет.

С закрытыми глазами Авери увидел большой телефон.

Он стоял рядом с батутом, перед канавкой, в которую Люк протиснулся, чтобы пролезть под оградой. Старомодный телефон высотой не меньше пятнадцати футов, черный, как смерть. Авери, его друзья и дети из Палаты А стояли вокруг огромного телефона. Штази-огни, яркие, как никогда, то вились над диском телефона, то скользили над его исполинской бакелитовой трубкой.

Калиша, ВПЕРЕД! На площадку!

Она без возражений выпустила руку Авери, но прежде чем разрыв круга ослабил силу и уничтожил видение, за его ладонь ухватился Джордж. Гул теперь был повсюду, наверняка его слышали и дети в дальних странах, которые точно так же стояли в кругу. Слышали дети, как слышали жертвы, для убийства которых их доставили в Институт. И, подобно жертвам, дети подчинялись. С одной разницей: подчинялись они сознательно и охотно. Восстание охватило весь мир.

Джордж, ВПЕРЕД! На площадку!

Джордж разжал руку, и Никки занял его место. Никки, вступившийся за Авери, когда Гарри его толкнул. Никки, называвший его Авестером – особым именем, только для друзей. Авери крепко стиснул его ладонь и почувствовал ответное пожатие. Никки, вечно ходивший в синяках. Никки, который не прогибался и не брал их паршивые жетоны.

Никки, ВПЕРЕД! На площадку!

Никки подчинился. Теперь руку Авери сжимала Хелен. Хелен с поблекшими панковскими волосами. Хелен, которая учила его кувыркаться на батуте и страховала, чтобы он «не свалился и не раскроил свою дурацкую башку».

Хелен, ВПЕРЕД! На площадку!

Хелен, последняя из его друзей, отпустила руку, но ее сменила Кэти. Еще чуть-чуть, и было бы поздно.

Снаружи слабо донеслись звуки стрельбы.

Только бы не опоздать!

Это была его последняя сознательная мысль как личности, как Авери. Затем он присоединился к огням и гулу.

Пришло время международного звонка.

За редкими деревьями Стэкхаус видел подъезжающий «субурбан». Отблески света из окон административного корпуса скользили по хромированной стали. Автомобиль двигался очень медленно. Стэкхаусу пришла в голову мысль (запоздалая – уже ничего не исправить), что мальчик мог все-таки оставить флешку Венди. Или спрятать по пути сюда из аэропорта, чтобы героический идиот в последний миг позвонил своей коллеге Венди и сказал, где тайник.

Но что я мог поделать, подумал он. Ничего. Других вариантов все равно не было.

«Субурбан» въехал на последний отрезок дороги. Стэкхаус по-прежнему стоял между автобусом и флагштоком, раскинув руки, как Христос на кресте. Гул сделался почти оглушительным. Стоит ли еще Розалинда на посту, или ей пришлось сбежать? Готова ли Глэдис смешать ингредиенты? Будем надеяться.

Он прищурился, силясь рассмотреть человека за рулем. Дуг с Чедом ни черта не увидят через тонированные задние стекла. Однако лобовое стекло было прозрачное, и когда расстояние сократилось до двадцати ярдов – меньше, чем он надеялся, – Стэкхаус четко увидел на водителе бейсболку задом наперед и убрал руку с флагштока. В тот же миг водитель отчаянно затряс головой и, оторвав левую руку от руля, прижал к стеклу растопыренную пятерню. Только тут Стэкхаус понял, что его провели. Трюк был не сложнее трюка с подкопом – и сработал так же хорошо.

За рулем был не героический идиот. За рулем была миссис Сигсби.

«Субурбан» вновь остановился и дал задний ход.

– Извини, Джулия, ничего не попишешь, – сказал Стэкхаус и поднял руку.

Из-за деревьев и с крыши административного здания начали стрелять. Глэдис Хиксон сняла крышки с двух баков хлорки, установленных под воздухозабором вентиляционной системы Дальней половины и переходного туннеля. Задержала дыхание, вылила в баки чистящее средство для унитаза, помешала шваброй, закрыла воздухозабор и баки брезентом и припустила к Восточному крылу Ближней половины. Глаза щипало. На бегу Глэдис почувствовала, как крыша заходила у нее под ногами.