Стивен Кинг - Институт

– Что, простите? – не поняла миссис Сигсби.

Стэкхаус помотал головой, словно пытаясь вытряхнуть непрошеные мысли.

– Прощу прощения. В голову какие-то глупости лезут…

– Да, да, – сказал Хэллас. – Сегодня в воздухе особенно много… посторонних сигналов , так сказать.

– Я в курсе, – буркнул Стэкхаус. – Оно само вырвалось, как будто…

– Как будто вы поперхнулись едой, – невзначай заметил доктор Хэллас. – А ответ на ваш вопрос, миссис Сигсби, звучит так: никто не знает . – Он хохотнул и потрогал губы.

Да мне плевать, только бы убраться отсюда поскорее, снова подумала она.

– А где доктор Джеймс?

– У себя. Ей слегка нездоровится. Тем не менее она просила передать вам горячий привет и выразила надежду, что у вас все замечательно, превосходно, тип-топ и так далее. – Он улыбнулся и вновь приставил палец к уголку рта, как Ширли Темпл: правда, я милашка?

В кинозале Калиша выхватила сигарету без фильтра из пальцев Никки, затянулась разок, бросила окурок на пол и растоптала. Приобняла Ника за плечо.

– Совсем плохо?

– Бывало и хуже.

– После кино полегчает.

– Угу. А потом наступит завтра. Теперь я знаю, почему мой папаша был такой злой с похмелья. А ты как, Ша?

– Нормально. – Действительно, голова почти не болела. Беспокоила только легкая пульсация над левым глазом. Сегодня она исчезнет без следа. А завтра вернется, но перестанет быть легкой. Завтра боль будет такая, что в сравнении с ней все похмелья отца Никки (и эпизодически – ее собственных родителей) покажутся цветочками. Упрямая долбежка – будто в голове засел злобный эльф и изнутри колошматит по черепу кувалдой. Ничего, стерпит. Никки страдает гораздо сильнее, Айрис – еще сильнее. И боль с каждым разом уходит все медленнее.

Джорджу повезло. Несмотря на сильный дар телекинеза, он почти не ощущал боли. Лишь слабую ломоту в висках и затылке. Но со временем ему станет хуже. Всем становилось хуже, всем без исключения. А потом? Палата А. Гул. Дальняя половина Дальней половины. Калиша пока не мечтала об этом, мысль о конце, полном уничтожении личности, по-прежнему внушала ей ужас, однако это ненадолго. Айрис уже перестала бояться. Большую часть времени она выглядела как зомби из «Ходячих мертвецов». Хелен Симмс довольно точно описала отношение Калиши к Палате А: мол, это в любом случае лучше, чем Штази-огоньки и адская головная боль без конца и края. Что угодно лучше.

Джордж перегнулся через Ника и посмотрел на нее ясным, почти незамутненным болью взглядом.

– Он сбежал, – прошептал Джордж. – Сосредоточьтесь на этой мысли. И держитесь.

– Мы-то держимся, – сказала Калиша. – Да, Ник?

– Пытаемся, ага. – Ник натянуто улыбнулся. – Хотя мне слабо верится, что парень, так бездарно играющий в КОЗЛА, сумеет привести подмогу.

– Может, в КОЗЛА он играет бездарно, зато в шахматы кого хочешь сделает, – заметил Джордж. – Не списывай его со счетов.

В открытых дверях кинозала возник красный смотритель. На Дальней половине бейджиков ни у кого не было, и смотрители постоянно менялись. Лаборантов тоже не было, только два врача; иногда приходил доктор Хендрикс. Хекл, Джекл и Донки-Конг. Ужасное трио.

– Свободное время закончилось. Если не хотите есть, расходимся по комнатам.

Прежний Никки мог послать этого узколобого качка на хрен; новый Никки молча встал, пошатнулся и ухватился рукой за спинку кресла. У Калиши сжалось сердце. То, что в Институте сделали с Никки, было даже хуже, чем убийство. Намного хуже.

– Ладно, – сказала Калиша. – Пойдем все вместе. Да, Джордж?

– Ну, я вообще-то надеялся на дневной сеанс «Парней из Джерси», – произнес Джордж, – но если вы настаиваете…

Пойдем вместе, как три упоротых мушкетера, подумала Калиша.

В коридоре гул был гораздо сильнее. Да, она знала, что Люк выбрался, Авери ей сообщил. Это хорошо. Беззаботные идиоты пока даже не догадываются о его побеге, а это еще лучше. Но головная боль подрывала всякую надежду. Даже когда она отступала, ты начинал ждать ее возвращения – особая извращенная пытка. А гул, который шел от Палаты А, лишал надежду смысла, и это тоже было ужасно. Калиша еще никогда не чувствовала себя такой одинокой, такой загнанной в угол.

Я обязана держаться, подумала она. Что бы они ни творили, как бы ни мучили нас огоньками и этими жуткими фильмами, я буду держаться. Надо сохранить рассудок.

Под надзором смотрителя они медленно побрели по коридору – не как дети, а как инвалиды. Или как старики, доживающие в хосписе последние дни.

Вслед за доктором Хэлласом миссис Сигсби и Стэкхаус прошли мимо закрытых дверей Палаты А. Стэкхаус вез каталку. Из палаты не доносилось никаких криков или воплей, однако ощущение, что они попали в электрическое поле, было здесь еще сильнее; казалось, по коже бегают мыши. Стэкхаус тоже это чувствовал. Одной рукой он толкал импровизированные похоронные носилки с телом Морин Алворсон, а второй без конца потирал свою блестящую лысину.

– Такое впечатление, что я иду сквозь паутину, – сказал он. И спросил Хекла: – Вы ничего не чувствуете?

– Привык, – ответил тот и потрогал уголок рта. – Процесс ассимиляции… – Он умолк. – Нет, не то. Акклимации. Или акклиматизации? Не могу вспомнить слово.

Миссис Сигсби внезапно одолело странное, необычное для нее любопытство.

– Доктор Хэллас, а когда у вас день рождения? Помните?

– Девятого сентября. Знаю, почему вы спрашиваете. – Он бросил взгляд через плечо на двери с красной надписью «Палата А» , затем снова посмотрел на миссис Сигсби. – Со мной все в порядке, правда.

– Девятое сентября… – протянула она. – Стало быть, по гороскопу вы кто? Весы?

– Водолей, – ответил Хекл с лукавой улыбкой, как бы говоря: Меня просто так не проведешь, миледи! – Луна в седьмом доме, Меркурий в Марсе и так далее, и тому подобное. Пригнитесь, мистер Стэкхаус, тут низкий потолок.

Они прошли по короткому темному коридору, спустились по лестнице – Стэкхаус подпирал каталку снизу, миссис Сигсби управляла ею сверху – и оказались перед очередной дверью. Хекл приложил свою карточку, и они вошли в неприятно жаркую круглую комнату. Мебели здесь не было, а на стене, под грязным закопченным стеклом, которое не мешало бы протереть с «Уиндексом», висела табличка «ВЕЧНАЯ ПАМЯТЬ ГЕРОЯМ». В дальнем конце комнаты в стену был вмонтирован стальной люк, как в промышленных мясохранилищах. Слева от него располагался небольшой дисплей, в данный момент выключенный, а справа – красная и зеленая кнопки.

Здесь обрывки мыслей и воспоминаний наконец прекратили беспокоить миссис Сигсби, а неуловимая головная боль, парившая где-то в районе висков, почти исчезла. И хорошо, вот только скорей бы отсюда уйти. Она редко посещала Дальнюю половину, поскольку в ее присутствии не было никакой необходимости; командующему армии необязательно бывать на передовой, если война идет успешно. Но хоть миссис Сигсби и стало легче, эта круглая комната страшно ее угнетала.