Алексей Рудаков - Тропы Войны

– Мы не смели, – опустив голову, сокрушенным тоном произнёс Маслов: – Наши сердца наполнились священным трепетом, едва вы…

– Прекрати, – отмахнулся от его слов правитель: – К чему это пустопорожнее славословие между нами? Ааа… Понимаю, – подмигнул он обалдевшим от такой смены маски, людям: – Вы из низших и вы тут впервые, да?

– Да, повелитель, – с трудом произнёс Игорь, царапая словами внезапно пересохшее горло.

– Сифирон. Меня зовут Сифирон. И – давайте по-простому. Без выкрутас. Так вы – низшие?

– Да, великий Сифирон.

– Просто Сифирон, мы же договорились, – с улыбкой погрозил ему пальцем правитель: – Но раз Одиннадцатый сделал вас Ближайшими и даже послал ко мне, – последовало очередное подмигивание: – То он вам весьма доверяет. Уверен – год, может чуть больше и вы перейдёте ту грань, что отделяет вас от долгой и наполненной благами, жизни. Прошу, – Взмахнув рукой он указал на узкую дверь: – Идите за мной.

После режущих глаз грубых граней стен официальной, в кавычках, комнаты, помещение, оказавшееся за дверью, прямо-таки радовало взор плавностью завершённых линий и вниманию к деталям отделки.

Квадратные стеновые панели, выполненные из темного от времени, дерева, чередовались со своими собратьями, затянутыми светлой тканью, образуя подобие бесконечной шахматной доски. Материя светлых квадратов не была пустой, неся на себе то затейливый рисунок, вышитый тонкой золотой нитью, то изображение сценки из истории Хаваса.

Так, на одной из панелей, красовался длиннобородый муж, державший в руках свиток, на другой – белоснежное, со множеством колон, здание. Неизвестный автор этих полотен не обошёл своим вниманием и прекрасную половину человечества. Сразу с нескольких холстов на людей смотрели миловидные девичьи лица, а ещё на нескольких, были изображены купальщицы, застигнутые зрителем врасплох и поспешно, хоть и не слишком тщательно, прикрывавшие свои прелести.

Пол, сохранявший и продолжавший рисунок стен, так же нёс на себе узор, сплетённый из тончайших линий, выполненных сверкающим как ртуть, металлом.

Блестящие полосы, встречались, сливаясь в одну, расходились целыми гроздьями и пересекались, создавая сложные построения, при пристальном взгляде на которые, начинала кружиться голова.

Нельзя, решительно невозможно было, описывая обстановку комнаты, обойти вниманием мебель.

Просторное помещение, казалось, было выставкой различных стилей, собранных сюда рачительным коллекционером. Массивные столы чьи поверхности были покрыты цветными мозаиками, соседствовали с ажурными конструкциями кресел, на которые не то что сесть – смотреть было боязно из-за опасения, что их воздушные формы не выдержат чрезмерно пристального взгляда.

Диваны, пуфики, оттоманки и множество других, неизбежно великолепно отделанных, приспособлений для лежания, или, что будет более точно – возлежания на них, плотной шеренгой тянулись вдоль стен и только в одном месте их безупречное построение нарушалось.

Почтенно расступаясь и замирая, прочая мебель не смела приблизиться к Кровати – к месту отдыха нынешнего повелителя Хаваса.

Огромная.

Высокая.

Сверкающее алмазными гранями и слепящее глаза инкрустацией драгоценных камней, это было Царь-Ложе, с первого же взгляда приковывавшее к себе взоры любого, попавшего внутрь личных покоев Первого.

– Что замерли, подходите, – по-хозяйски плюхнувшись в одно из тончайших кресел, Примарх поманил к себе замерших у входа людей: – Располагайтесь, – повёл он рукой: – Вон там, у стены, присядьте, а кто с дарами, пусть сюда идёт, – похлопал Первый ладонью по столешнице, где на белой, похожей на слоновью кость поверхности, красовалась мозаика в виде лежавшей на животе, спиной вверх, симпатичной девушки. Повернув голову, она весело подмигивала сидящим за столом, как бы намекая о быстротечности жизни и советуя не упускать свой шанс, срывая плоды наслаждений.

– Сюда клади, – похлопал Примарх прямо по аппетитной попке и по девичьему лицу пробежала тень смущения, заливая его легким румянцем стыдливости.

– Чего замер? – Первый недоумённо посмотрел на Благоволина и, спустя миг, рассмеялся: – Ааа… Ты живого стола не видел! Это для развлечения, – он пощекотал попку и девица, дёрнув ножкой, беззвучно рассмеялась.

– Даже не знаю, сколько ему лет, – погладив красавицу по спине, отчего та изогнулась, томно закатив глаза, признался Примарх: – Пять, восемь или больше десяти тысяч лет. Наши предки не только были гениями, они и в отдыхе далеко от нас ушли. Взять хотя бы её, – его рука потянулась к розовой пяточке, но девушка быстро подтянула стройную ножку под себя, мило погрозив ему тонким пальчиком.

– Это должна была быть трехмерная проекция. По мере веселья она выходила из стола и принималась развлекать гостей беседой, рассказами весёлых историй, или эротичным танцем – в зависимости от общества. – Замолчав, он погладил стол, не касаясь девушки: – Наследие предков… Увы, они ушли, а с ними – и их технологии, недоступные нам, их жалким потомкам. – Убрав руку, он покосился на красотку, и та, словно уловив его мысли, игриво покачала бёдрами, прося продолжить ласки.

– М-да… Не можем сейчас, но, надеюсь, – оборвав себя, Первый посмотрел на подошедшего к столу Благоволина: – Выкладывай. Что там Одиннадцатый такого редкого нашёл?

– Местные называют это икра, господин. – На столе, избегая касаться томно развалившейся фигуры, появилось первое подношение.

– Икра? Что это? – Покачал на руке синюю банку Первый.

– Это яйца. На той планете есть обитающие в воде существа. Они откладывают яйца. Совсем как рептилии, но только без скорлупы.

– Интересно.

– Местные их собирают, обрабатывают – получается редкий деликатес. Есть красный, – Благоволин показал на стеклянную банку полную красной икры: – И чёрный, более редкий, добываемый из расщелин на дне морей.

– С глубины? – В скучающем взгляде Примарха появились проблески интереса.

– Да, мой господин. Икру любят все, поэтому те создания выбирают самые глубокие и узкие расщелины, куда сложно пробраться. Ну и другие обитатели вод этой планеты не дремлют – многие хищники совсем не прочь полакомиться если не яйцами, то, хотя бы ныряльщиками.

– Я понял. – Отложив банку в сторону, Первый взял в руки тёмный кирпичик Бородинского: – Это что?

– Местные называют это – хлеб. По сути – перемолотые зёрна местного злака, замоченные в воде, перебродившие и прожаренные на огне.

– И в чём редкость? Или там много хищников, мешающих сбору зерен?

– Редкости нет, господин, – покачал головой капитан: – Но сочетание икры, хлеба и масла, – он кивнул на пачку, лежавшую на краю стола: – Дают, по словам нашего господина, необыкновенную вкусовую гамму.