Вячеслав Соколов - Милосердие спецназа [СИ]

Что сказать, краснеем оба, от таких речей. Хотя, могу признаться, было приятно, в голосе мужчины слышалось искренние восхищение. Уже почти вышли, когда раздался голос проводника:

— Слышь, девонька, я чулки-то не ношу.

— Простите? — Мила удивлённо приподняла бровки.

— Чулки говорю, одень, родители не поймут, — с улыбкой показывает на забытую девушкой часть туалета. Ну, слава деду, дождя не будет.

— Молодёжь. Всему учить надо, — доброжелательно щурится.

Мила подхватила забытый элемент женского облачения:

— Отвернитесь.

Потеснившись у выхода, выполняем просьбу. А буквально через пять секунд, раздалось:

— Всё, я готова!

Мы с проводником синхронно повернули головы и уставились друг на друга…

— Слушай, парень, кто из вас служил, а? — и совсем тихо: — Наверное, дождь будет…

Влетев в купе, запрыгнули на верхние полки. Вернее я запрыгнул, предварительно подсадив Милу. Грешен, подсаживал за попу. Как тут удержишься? В общем, картина: «Где вы шлялись?.. Мы вас ждём, ждём!»

— Егор.

— Что?

— Я коленки стёрла и локоть болит.

— Да, экстрим, блин. Я тоже весь покалечился…

— Круто было, — довольно улыбается, — скажи, все десантники такие мачо?

— Нет только я, — подмигиваю.

— Значит, мне повезло, — прикусывает нижнюю губку и строит глазки.

Кручусь на полке, устраиваясь поудобнее:

— Да-а-а, помяла ты меня.

Мила захихикала:

— Служу России.

Теперь была моя очередь смеяться. Посмотрев, на красивое лицо девушки, понял, что секса в купе проводника маловато:

— Ангел мой лучезарный…

— О-о-о!?

Поворачивается на бок, лицом ко мне. Правая грудь почти выпала из выреза. Всё я в ауте.

— Какие слова мы знаем, — ехидно улыбается.

— Не мы, а я.

Мягкая улыбка:

— Да, Мой Герой, — произнесено это было таким тоном, что почувствовал, что сегодня точно совершил подвиг.

— Я тут подумал…

— М-м-м, мой герой умеет думать? — а голос такой томный, аж мурашки по телу.

— Перестань, я серьёзно…

— Умолкаю, — повела плечом, грудь колыхнулась.

О чём это я? Вроде что-то хотел сказать? А, кажется, вспомнил. Пока метался в поисках мысли, Мила томно улыбалась и старательно глубоко дышала.

— Мила! Может, хватит? — возмущаюсь.

— Ладно, извини, — раскаяньем даже не пахнет. — Просто, так забавно за тобой наблюдать.

— Я серьёзно. Скоро придут твои родители, — пытаюсь настроить её на серьёзный лад.

— Я сама серьёзность.

— Хорошо. Я надеюсь, что мы сможем повторить, сегодняшнее мероприятие, — шевелю бровями, чтоб она, наверняка, сообразила о чём я.

— Ну, уж нет! Дудки.

— Э-э-э, — это заявление было, как удар под дых.

— Первый и последний раз… — сказать, что я в шоке, значит, молчать. Моя гордость, принялась тихонько поскуливать, уползла в дальний уголок и там принялась кушать чистый спирт прямо из горла,

— …Трахаюсь в поезде, ну в купе проводника точно.

— Значит, ты не против?

— Фи, да я двумя руками за! — и на всякий случай попыталась поднять обе руки. Но так как лежала на боку, получилось не очень. Хотя это как посмотреть? Если чисто эстетически, то мне понравилось. Вон даже гордость моя бросила бухать и рванула в аптеку. Зачем не уточнила.

Тут, как назло, вернулись родители:

— Ну, я же говорил. Вот они. И чего панику поднимала?

— Но, как они мимо нас прошли?

— Вот у них и спроси.

— Правда, дочка, как вы мимо нас прошли? — Анна Ильинична удивлённо смотрит на нас.

Синхронно пожимаем плечами:

— Шёпотом, мама, шёпотом, — смеётся Мила.

Анна Ильинична, наконец, улыбнулась. И оправдываясь, добавила:

— Там пьяная компания стояла…

— Ну, ты мать даёшь! Она же с Егором, а он… кстати, ты кирпич сломаешь?

— Даже головой.

Девушка с полки напротив, уважительно посмотрела на меня. Слегка высунула язык и кончиком провела по губам. Гордость тут же сообщила, зачем бегала в аптеку.

— Вот видишь, мать. Он, между прочим, кирпичи головой ломает. И вообще пора спать!

Время, проведённое в дороге, пролетело незаметно. Мы с Палычем вполне адекватно выпивали, потихоньку флиртовали с Милой и отбивались от Анны Ильиничны. Её понять можно, где ещё такого жениха, для дочки найдёшь? Молодой, красивый, явно не глупый и «скромный». Единственный наследник огромного состояния!!!

Мать нахваливала своё чадо, как могла. Кстати, я не ошибся, когда при знакомстве прикидывал её возраст, девушке девятнадцать лет, на четыре года младше меня. Мила всё время краснела и шипела на свою родительницу.

В конце концов, Палычу стало жаль дочь и он выдал:

— Мать, тебе бы прокладки по телевизору рекламировать или ты думаешь, парень слепой и не видит, где и сколько у Милки выпирает.

Умеет человек смутить. Определённо этот мужик мне нравится. Может его с батей познакомить? Точно споются!

— Папа!

— Что папа? Я уже девятнадцать лет папа. Я когда на тебя смотрю, никак понять не могу, на что ты деньги в магазине тратишь. Где одежда?

— Как где? А это что? — девушка хватает пальчиками, за тоненькую лямочку, этакой мини маечки. Так сказать декольте наоборот. Не верхняя часть груди видна, а нижняя, пусть и не всегда, а только при определённых ракурсах и позах, которые, Мила регулярно принимала. Видимо, чтоб я совсем не остывал. Лично мне нравится.

— Ты действительно хочешь это услышать? — нависает над ней отец.

— Нет.

— Вот и молчи, — строго посмотрев на жену, добавил: — Рекламирует она. Тут товар «лицом», — и после секундной паузы: — И не только «лицом».

Я не мог больше сдерживаться и заржал, Палыч не отставал, присоединившись к веселью. Вскоре с нами смеялись и мать, и дочь. Всё же в его голосе чувствовалась гордость. Дочка красавица и умница, не стыдно перед людьми. А то что, одевается так? Молодость — что взять…

В общем, потихоньку добрались до Москвы. На вокзале по-доброму распрощались, обменялись телефонами «с Милой ещё в поезде». Палыч, неожиданно засмущавшись, попросил, при возможности, познакомить с отцом. Я пообещал помочь. Почему бы и нет.

Денёк был солнечный, нога почти не болела (после упражнений в купе проводника слегка разнылась), так что «жизнь хороша и жить хорошо». Выйдя на улицу замер, хорошо-то как! Не надо бояться, что пуля прилетит тебе в голову.

Хотя, чего это я? Москва — мать городов русских, здесь может прилететь, когда за хлебушком пойдёшь. Мать её. Но всё же, хорошо дома. Была мысль, позвонить домой, чтоб забрали, но по трезвому размышлению решил отказаться. Раньше надо было думать. Лучше пройдусь немного, да поймаю «частника», заодно посмотрю, как оно тут, без меня.

И я пошёл, наслаждаясь солнышком. Заодно любовался снующими туда-сюда девчонками. Настроение ещё больше поползло вверх. Ну, а как иначе, когда столько красоты вокруг?