Олег Дивов - Техподдержка. Мертвая зона. [калибрятина]

— Думаешь, я сумасшедшая?

Леха глядел на четки.

Это были личные жетоны Института, много, штук двадцать, нанизанные на тонкий серебристый шнур.

«Ничего себе... Боялся стать восьмым? Бойся стать двадцать каким-то».

— Нет, почему же... — соврал он.

— Ну скажи, что я сумасшедшая, ты же так думаешь.

— Я думаю, ты плохо себя чувствуешь и тебе нужна помощь, — сказал Леха. — Отсюда не так уж далеко до госпиталя Мальтийского ордена, там замечательный главврач...

— Мальтийцы здесь?! — она чуть не подпрыгнула.

Ничего себе у нее лакуны в картине мира, — подумал Леха. Этому должно быть рациональное объяснение. Но какое?

— Госпиталь Ордена в аэропорту, уже давно. И они ездят по всему пригороду на своих медицинских автобусах. Тебе... ничего не рассказывают? О том, что творится в Абудже?

— Я не хочу знать! Мне это не нужно! Мне все равно!

— Но то, что Йоба не стреляет по аэропорту, связывают с тем...

— Заткнись.

— ...что там госпиталь, — сказал Леха и заткнулся.

— Ну да, госпиталь! Йоба хорошая девочка и не стреляет в красный крест! Тихо! Я думаю!

Она размышляла, перебирая четки. Леха боролся с желанием дать ей в челюсть, забрать жетоны и драпать из Абуджи сломя голову, пока эту голову не оторвали. Но память о заторможенных ремонтниках с такими же, как у Вик, черными глазами, не позволяла удрать. Привязывала к месту намного крепче, чем Майк за дверью. Внезапный побег теперь, когда местные знают, кого ты увидел здесь, почти наверняка плохо кончится для пленных.

«У меня таких еще семеро». Со сварочным аппаратом возились четверо. А всего их, судя по жетонам, было под тридцать. Вот они, спецтехразведчики Института. И как их вытащить?

А проблема Майка решаема. Кругом полный город безработных убийц, и на Михаила с автоматом найдется свой Гавриил с трубой.

— Нет, мальтийцы — не вариант, — сказала она.

«Ты о чем?» — чуть было не ляпнул Леха, но прикусил язык.

— И Агентство —не вариант...

— Почему? — спросил он просто чтобы женщина не молчала.

— Они все умрут.

— Ты уже сказала, что все умрут, я запомнил. Но, может, потом умрут, а сейчас от них будет какая-то польза?

Женщина отозвалась коротким лающим смешком.

— В твоих силах только ускорить их конец. Если форсировать события, «Топоры» придут в аэропорт и убьют там каждого, не считаясь с потерями и не думая о последствиях. С тех пор, как Йоба застрелила Разрушителя, Муделе совсем потерял чувство реальности. Он уверовал, понимаешь? Абуджу хранила от белых захватчиков самая крутая ориша, и у Муделе все получалось, за что ни возьмется. Все ему сходило с рук, и любая подлость, и даже, как ни странно, любое доброе дело... Тогда он замахнулся на немыслимое — стать верховным жрецом. Отчаянный шаг, Абуджа в шоке, но ведь снова вышло! После этого Муделе уверовал еще и в свою великую миссию. Он больше не знает сомнений и ничего не боится.

— Муделе Баба — верховный жрец культа Йобы? Я заинтригован.

— Тоже так хочешь? — она коротко покосилась на Леху и вернулась к своим жутковатым четкам. — Не советую. Чтобы занять его место и остаться в живых, недостаточно вдуть мне. Надо принести жертву, более обильную, чем принес он.

— Я просто хочу помочь, — сказал Леха.

Приятно в кои-то веки сказать чистую беспримесную правду. Не так уж часто удается быть совершенно честным в Абудже.

— А меня — хочешь?

Впервые за весь этот странный разговор она посмотрела ему в глаза по-настоящему, в упор, безумным взглядом, прожигающим насквозь, а Леха не успел испугаться, хотя стоило бы. Он просто ответил.

— Извини, я люблю другую.

И только через секунду почувствовал, что сейчас, кажется, выиграл жизнь. В который раз Рамона спасла его. Не факт, что надолго, но сегодня журналиста и шпиона не отправят на мыло.

Кстати, к вонище этой отвратной он уже привык.

И ведь снова правду сказал, всего-то. Оказывается, в Абудже есть с кем поговорить о любви, — с полубезумной и полумертвой матерью огромного боевого робота, нисколько не человекообразного. Наверное это символично, если сам Леха безнадежно влюблен в эскобарскую гончую, которая, строго говоря, не совсем человек. Вот и встретились два одиночества.

А женщина смотрела, едва заметно потряхивая головой — ее всю легонько колотило, — и грустно-грустно улыбалась.

— Не знаю, что с тобой делать, — протянула она задумчиво. — У меня здесь много власти, но... Другого свойства.

— Да я как-нибудь справлюсь, — Леха даже руками замахал. — Ты объясни, что тут у вас стряслось, и мы найдем выход...

— Ты — не справишься. И выхода — нет.

Будто отрезала. Даже отрубила.

— Слушай, ну давай вместе подумаем, надо же что-то... — заторопился Леха. — Здесь становится жарко, послезавтра АТР начнет как минимум разведку боем. Никто не понимает, что на уме у Агентства, это может иметь самые неожиданные...

— Послезавтра будет полнолуние.

Нормальный человек не смог бы сказать это так, чтобы кровь застыла в жилах. Из уст зомби по имени Вик простая фраза прозвучала даже не зловеще, а окончательно. Будто на полнолуние назначена остановка вращения планеты. Лехе уже двадцать раз осточертело бояться, но тут он поверил: дело плохо.

Легонько скрипнула дверь, заглянул Майк.

— Исчезни!

— Мать, на улице темнеет...

Она замахнулась на Майка четками, но не швырнула их, а метнулась к конвейеру и принялась отрывать от него какую-то железку.

Леха жестами показывал Майку, что тот невовремя.

Майк разыграл было пантомиму «там темно, холодно и страшно», но вдруг испуганно взвизгнул и исчез.

В то место, где торчала его голова, влетел с громким лязгом стальной угольник.

— Сдохни, тварь!

Леха воздержался от комментариев.

Она тяжело дышала. Леха смотрел на нее, сам задыхаясь, только от жалости. Плакать хотелось, какая она старая в тридцать два года. И ведь, стоя одной ногой за гранью безумия, сохранила в душе главное человеческое — знание, что есть любовь, и что́ есть любовь. Достойнейшая женщина. Поубивал бы, кто с ней такое сделал.

Много их было, сволочей, и почти все уже мертвы, но кое-кого еще можно достать и попросить ответить.

— Ненавижу гада... Почему эти шавки вообще смеют говорить со мной... Надо запретить им. Просто запретить. Как я раньше не догадалась. Будут молча кланяться и благодарить за то, что живы, твари!

Она сплюнула жвачку под конвейер, полезла свободной рукой в карман, достала пакетик, вытряхнула из него что-то в рот.

— Не смотри так. Ты не понимаешь.

— Да я...

— Молчи! Тебя там не было, в ту ночь! А этот ласковый мерзавец — был! Для твоего драного Института наша гибель — эпизод, который надо изучить и сдать в архив. А я помню! Надеялась, что забыла! Черта с два, приперся ты — и стал проблемой, — и я снова помню все! И опять задаю себе проклятые вопросы, на которые нет ответов!