Евгений Лисин - Харон: Другой берег Стикса

– Харон, твою дивизию! Заставил ты меня дрожать от страха, придушил бы тебя, чесслово!

В комнату зашел задумчивый Филин.

– Ага, проснулся спящий красавец. А я ведь тебя предупреждал, чтоб ты жемчуг под моим присмотром принял. Говорил же? Ну вот, теперь на себя пеняй.

Знахарь поводил над моей головой руками:

– Хм, Соловей ты точно видел, как он жемчуг глотал?

– Да. На моих глазах употребил.

Филин поглядел мне в глаза:

– Ну что, Харон, жемчуг мимо прошёл. Случай уникальный, я тебе скажу. То есть, зачаток дара был, но его удалили, как аппендицит. Только подобие шрама осталось в твоей черепушке неумной. Вот как то так! Интересно, чем же ты таким перед Ульем провинился?

Мне осталось только развести руками:

– Да вроде нечем.

Все находящиеся в комнате посмотрели на Соловья, тот сразу стушевался от такого пристального внимания.

– А чё сразу я? Я ваще не при делах, отвечаю. Могу рассказать, как всё происходило.

Присутствующие расселись по комнате, заняв удобные места, я же подбил себе подушку поуютней. Тем временем, снайпер начал рассказ.

– Проснулся, сменил Харона, тот дрыхнуть пошёл. Я пошарахался по двору, занял позицию поудобней. Оружие параллельно почистил, а что время то терять? Часа два наверно где-то так просвистело. Потом чувствую, что холод непонятный над деревней прошёл. Ледяной такой, меня прямо судорогами свело. И взгляд на меня, чую, падает, тяжёлый такой. Прямо, как Улей меня вопрошает, а что ты тут забыл в этом проклятом месте?

Короче, перекрестился я, вроде чуток легче стало, и тут чуйка мне как заорёт: "Беги отсюда, придурок!" Ну, я бы и рад свалить, и сдернул бы, но здесь ещё и Харон имеется. А бросать напарника не с руки, и не по-людски это.

Я в хату вломился, смотрю, валяется наш чудик в беспамятстве, да вслух поминает того, кого называть нельзя. Короче, я к нему, а меня от него как отталкивает прямо. И дугой прогибает Харона, как паралитика какого. А в голове у меня, как голос чей-то, типа наказан твой напарник, провинился перед Ульем. Ну, вот тут меня от страха вообще чуть не пронесло капитально, думал, кирпичей навалю немеряно. Накрыло волной могильной и холодной, всё думаю, отлетался Соловей. Сколько времени так в бессознанке провёл, я даже и не в курсе. Пытать не стоит вовсе.

Прихожу, значит, я в себя, а Харон, как покойник лежит, и не дышит совсем. Вернее дышит, но через раз. Да нехорошо так. Соображаю на хожу, что жемчужина на него не так скорее всего подействовала. Но, я то б***ь помню, что он красную глотал, а не черняшку. Да и кваза превращаться не думает. Я дурным делом подумал, что он спеком обкололся, или реально курнул-дунул. И так его тормошу, и эдак, а он как болванчик китайский. Наглотался я живчика нехило, чую, попустило. Собрался с силами, вытащил его во двор, может, думаю, полегчает малёха на воздухе обоим.

Сидим, типа дышим, я нормально, Харон через раз. Я тормошить давай его, да мало ли что? А Харон мне, что-то вроде, да я не понимаю, что со мной, наверно сдохну, света белого не вижу, пелена перед глазами. А потом х*як такой, уезжать надо отсюда и быстрее. Ну, я еще по прошлой жизни суеверный был, бабка была ведуньей, и тут подобное. Взял Харона под белы ручки да в точилу его. Отъехать не успели от деревни, как гляжу, в воздухе кисляк появляться начал. Б*яяя, думаю, фартануло нам, не по-детски. А сам глядь на Харона, и прикиньте, зрачков у него не вижу, белки одни только. Сидит он как мумия значит, вдаль смотрит, и под нос бубнит что-то невразумительное.

Прикинул я, что дар у Харона прорезался, перезагрузку походу чувствовать начал. Без базара, умение то нужное для Улья. Ну вот, на трассу выехал почти, херак – встал пикап, бензин на нуле. И тут мне настолько херово стало, что шиздец прямо, мутит прямо спасу нет. Слышу, гул мощный с трассы идёт, колонна возможно. О мурах или внешниках даже и подумалось вообще. Только понимаю, что выйти навстречу надо, но тело неймет, башка кружится, живчик не помогает. Вылезаю кое-как, ну и кизданулся головёшкой о капот. Насилу до асфальта добрел, а тут вы, оказывается, колонной идете. Хорошо, что я Гриню признал, возможно, хрен бы вылез. Спасибо, что заметили и вытащили!

Гриня усмехнулся:

– Эх, Соловей, крепко ты башкой видать приложился, раз за сенса забыл.

Снайпер нахмурился:

– Это ж кость, что ей будет. Хотя да, такие вещи на подкорке должны сидеть, что бы с телом не происходило.

Шах широко заулыбался:

– Вот поэтому, Соловей, я теперь тебя как коллегу уважать меньше стану! Три года он в Улье, понимаешь. Старичок, хе-хе!

Я, прикусив губу, просто молча наблюдал за происходящим, не делая поспешных и сиюминутных выводов.

Филин же обвел взглядом всех присутствующих в комнате и важно заявил:

– А я вот всё равно, ну никак понять не могу. Если б за каждое поминание о Неназываемом дар отнимали, то большинство рейдеров по умениям давно бы в минуса ушли. Верняк!

Глава 7

Уставший знахарь сидел напротив меня и периодически надувал щеки, каждый раз громко вздыхая при этом. Потихоньку мне легонько начало это надоедать, раздражение только усиливалось. И я в попытке, чтобы скрыть накатывавшуюся злость, решился вернуть разговор на начальную стадию:

— Филин, я тебя, безусловно, уважаю, лучше давай ещё разок объясни. Но только по-простецки, без заумных фраз, лады?

Знахарь снова тяжело вздохнул:

— Смотри, Харон, объясняю по-простому. С электрикой дружишь? Хорошо. Так вот, у тебя в голове типа цоколи есть, куда новые лампочки вкрутить можно. Чем больше лампочек вставлено, тем ярче, верно? Так же и с дарами происходит.

Я благодарно кивнул.

— Так, дошло, слава богу. Вот у тебя эти цоколи деформировались, и лампы, то бишь дары, не вставятся теперь в них. Дар, который после жемчуга должен был проявиться, покорёжен и восстановлению не подлежит теперь. А первоначальный теперь будет срабатывать один раз из десяти. Грубо говоря, у тебя в башке сейчас лампочка-девятиваттка установлена, и та горит еле-еле, да ещё мигает постоянно. Вот как-то так! И, между прочим, гороховый раствор пить тебе уже совсем необязательно, так для профилактики, если душа запросит вдруг. Но если и произойдет подобное — не отказывай, мало ли что Улей учудит. Первый дар застыл навечно, но кто знает все волшебства этого мира.

— Ясно, было всё путем, но в цепи полетело что-то. Как там говорят, дело было не в бобине… Вот дела то. Бу-бух, и накрылась гирлянда елочной веточкой!

— Да, ты прав. Но скажу тебе, Харон, тяжеловато с тобой работать, ты трудный пациент. Дотошный, я бы сказал. Крепись, брат! Теперь вся твоя жизнь здесь – это опыт выживания из прошлого мира, помноженный на удачу Улья. Мы, кстати утром выдвигаемся, так что, долго теперь не свидимся.