Виктор Точинов - Хронофлибустьеры

– Все пучком сработало, – констатировала Рада.

– Сходим наверх? – предложил я. – Там, наверное…

Я вдруг сообразил, что не очень-то понимаю, что нам надо сделать наверху. Хотя только что, начав фразу, имел какой-то план действий… Зуд волчка мешал думать, мысли в нем растворялись, как сахар в кипятке.

– Не надо, ничего не надо… Пошли отсюда, дело сделано.

На улице происходило непонятное. Ладно люди застыли и смолкли, к этому я был готов. Но все остальное… Казалось, что мы бредем к выходу сквозь картину художника, весьма далекого от реализма. Изменились пропорции людей, деревьев, машин… всего… Тени не соответствовали отбрасывавшим их предметам. Цветовая гамма сдвинулась – трава, например, оставалась зеленой, но вместе с тем приобрела теперь красноватый оттенок. Полуоткрытые ворота, к которым мы стремились, вели себя странно – то виднелись где-то далеко, чуть не у горизонта, то оказывались перед носом, чтобы тотчас вновь отпрыгнуть вдаль… Но все же кое-как мы до них дошагали.

Ворота оказались рубежом, водоразделом между нормальным и сдвинувшимся мирами. Я облегченно выдохнул и не стал задавать лишних вопросов.

Водитель лимузина покинул машину и пялился на нас так, словно за недолгое время визита в «Резидент» мы с Радой успели отрастить хвосты, рога и копыта.

– Вы… вы откуда? – произнес он не слишком вразумительно. – Тут ведь… только что…

– Не понимаю вас, любезнейший, – включил я сенатора Чернецова.

Водитель выдохнул, помолчал и более внятно сформулировал мысль:

– Вас к двадцать седьмому дому подвозил, так? И что? И где? – Он ткнул рукой куда-то нам за спины. – Где, я вас спрашиваю?

Обернувшись, я и в самом деле увидел, что забор – высокий, металлический, с цифрой «двадцать девять» соприкасается с плебейской оградой из штакетника, на которой виднелась едва читаемая табличка с двадцать пятым номером. Двадцать седьмой участок исчез со всеми строениями, людьми, машинами, словно и не было такого никогда.

Знакомая картина… Пришлось столкнуться: однажды я четырежды проехал мимо хомяковского дома (давно, еще в своем родном мире) – два раза туда, два раза обратно – но так и не увидел нужный поворот. Я тогда был крайне зол на семейку после дикой истории с говорящими грибами, – остановился на обочине, вылез из машины и попытался попасть к ним пешим порядком, зайдя с тыла. Не удалось – участки, до того соседствовавшие с хомяковским справа и слева, теперь граничили друг с другом, промежуточное же владение загадочным образом испарилось. Вот, значит, как это делается…

Пока я предавался воспоминаниям, Рада очень вежливо объясняла водителю:

– Вы ошиблись. Нам надо было в дом двадцать девять. А отчего здесь сбой в нумерации, понятия не имею.

Но шофер нам попался упрямый. Наверное, посчитал, что собственное психическое здоровье дороже чаевых, – и стоял на своем, вынь да положь ему двадцать седьмой дом…

Раздраженная Рада отбросила светский тон, заговорила в более привычной манере:

– Чувак, ты завязывай-ка с колесами за баранкой. Бумага у тебя есть? Маршрутный лист, наряд-заказ… короче, любая фигня с печатью? Ну так глянь туда, что мы заказывали, и не сношай мозги, утомил.

Идея показалось водителю здравой, но ее реализация вогнала бедолагу в еще больший ступор, – на бланке действительно значился дом двадцать девять.

– Убедился? – спросила Рада. – А теперь отвези-ка нас в ресторан «Приорат». Только сразу запиши, куда везешь, а то мало ли…

В салоне я поинтересовался (благо от водителя нас отделила звуконепроницаемая переборка):

– И долго они там… в нетях останутся?

– Пока волчок крутится, столько и останутся.

– А сколько он будет крутиться?

В прошлый раз хомяковский участок отсутствовал трое суток. Не хотелось бы повторять визиты в «Резидент» с такой регулярностью.

– Сколько? – переспросила Рада. – Это кому как… Для них недолго, для нас всегда.

– Понятно… А зачем нам в ресторан? Тебя там обсчитали? Или не прошла фейс-контроль? Будем мстить?

– Вариант «просто поужинать» не устраивает? Проголодалась, но не в пельменную же идти в таком платье.

– Заманчиво… А что за ресторан?

– Французская кухня. Если верить рекламе.

– Эх, знала бы ты, какой повар-француз мсье Лярон был у меня в Санкт-Петербурге восемнадцатого века… Таких пулярок в белом вине тушил, а еще…

Запиликавший рингтон прервал мои ностальгические воспоминания. Звонить на этот номер могли лишь трое, причем одна из троих сидела сейчас рядом, а вторая должна была крепко спать, восстанавливаясь. Телефон из кармана я вытаскивал с нехорошим предчувствием.

– Что со Златой Васильевной?

– С ней все в порядке, но мне позвонили из клиники «Чистая жизнь», – сообщил Властимир-М. – Сказали, что трижды пытались с тобой связаться, не получилось, и они воспользовались запасным номером.

Каюсь, моя вина. Посторенние звонки во время операции по извлечению Златы Васильевны или по ходу визита в «Резидент» меня совершенно не интересовали, – второй мобильник я так и не включил.

– Что сказали? Есть сдвиги к лучшему?

– Сдвигов нет. Но сказали, что если сегодня мы не заберем пациента, то они воспользуются каким-то пунктом договора, я забыл номер…

– Какие еще пункты?! – возмутился я. – Лечение оплачено до конца месяца!

– В общем, как я понял, Хуммель умирает… И они категорически не хотят, чтобы умер у них. Что мне делать? Вы еще заняты своей авантюрой?

– Действуй по плану, занимайся Златой Васильевной, с клиникой разберусь сам. До связи.

Рада не преминула блеснуть догадливостью:

– Дегустация пулярок в винном соусе отменяется?

– Отменяется, ктулху всем им в задницу! – Я так шлепнул по клавише устройства связи с водителем, что она чуть не разлетелась на куски.

Чуть позже, когда я выдал шоферу новые инструкции, Рада тоже наклонилась к микрофону, вставив свои пять копеек:

– И вот еще что: по дороге притормози у первой же шавермятницы. А то я с голодухи ласты склею.

Добавила, отпустив клавишу:

– Тебе взять?

– Воздержусь, пожалуй. Ни мсье Лярон, ни его пулярки не простят мне такое надругательство над принципами высокой гастрономии.

От служебных инструкций водитель не отступал: выскочил первым, услужливо распахнул дверь… Но взгляд, которым он встретил Раду, возвращавшуюся с шавермой и стаканом колы, я расшифровать не сумел, слишком уж широкая гамма чувств там отражалась.

Принявшего нас доктора звали Жучкин А. В., о чем информировал бейдж, пришпиленный к стильному медицинскому костюму. Там же значилась должность: заместитель главврача «Чистой жизни».