Лоис Буджолд - Барраяр [сборник litres]

На базе медпункта плавильного завода, в самом обширном помещении, в тот же день открылся комплексный госпиталь.

Войдя, Майлз поморщился и вдохнул холодный затхлый воздух, сухой от многократной усиленной очистки. Запах антисептика мешался с резким смрадом обожженной плоти, экскрементов, пота и страха. Медики занимались собственными ранеными, держась подальше от новых пленных. Охрану для пленников Майлз с трудом наскреб из немногочисленного состава дендарийцев; им же приходилось то и дело по совместительству помогать санитарам. Хирург с «Триумфа» и его ассистенты трудились не покладая рук, и Майлз не стал их беспокоить; но своим солдатам мимоходом напомнил, что их обязанность – следить за порядком. Впрочем, успокоил он себя, медперсоналу сейчас не до волнений.

Тягостное впечатление усилилось, когда Майлз подошел к полковнику Бенару и двум его офицерам, лежащим в полном оцепенении. «Какие крохотные раны, – подумал он, – едва заметные ссадины на запястьях и лодыжках и следы от иглы пневмошприца. Мы наносим человеку ранку, которую не сразу и приметишь, – и лишаем его жизни».

Призрак убитого пилота словно ручной ворон опустился к нему на плечо безмолвным свидетелем.

Тем временем фельдшер «Ариэля» вместе с хирургом Танга собирались приступить к пересадке кожного протеза Элли Куинн. Протез должен был служить ей лицом, пока (когда именно и каким образом?) ее не доставят в клинику, где будет осуществлена биорегенерация.

– Зачем тебе присутствовать при этом? – тихо спросил Майлз у Элен, когда она на цыпочках подошла к операционному столу.

Она покачала головой.

– Я хочу посмотреть.

– Зачем?

– А ты зачем?

– Я никогда не видел такой операции. И потом, она была ранена, исполняя мой приказ. Мой долг командира быть рядом.

– В таком случае и мой тоже. Я целую неделю работала с ней плечом к плечу.

Фельдшер сняла бинты, и взорам открылось нечто жуткое: нос, уши, губы, щеки – ничего этого не было; кожа и подкожный жир сгорели дотла. И все же Элли пыталась что-то сказать, издавая невнятное клокотание. Ее болевые рецепторы заблокированы, напомнил себе Майлз и вдруг, отвернувшись, прижал ладонь к губам.

– Я думаю, нам здесь нечего делать. Обоим. Все равно мы ей ничем не поможем.

Он поднял глаза на Элен. Она была мертвенно бледна, но, судя по всему, не собиралась покидать свой пост.

– До каких пор ты собираешься стоять здесь? – спросил Майлз и подумал: «Боже, а ведь на ее месте могла оказаться ты…»

– Пока не закончат, – сухо ответила она. – Или пока не перестану чувствовать ее боль. Пока не огрубею, как настоящий солдат – как отец. Если я перестану чувствовать боль друга, то уж сочувствовать врагу не буду наверняка.

Майлз покачал головой:

– Мне кажется, нам лучше продолжить разговор в коридоре.

Элен нахмурилась, собираясь воспротивиться, но, посмотрев на Майлза, последовала за ним без возражений. Едва они вышли, как Майлз привалился к стене, тяжело дыша и глотая вязкую слюну.

– Может, принести тазик? – предложила Элен.

– Не надо. Через минуту я буду в порядке. – «Надеюсь».

Минута прошла, и ему, слава Богу, удалось не оскандалиться. Переведя дыхание и почувствовав, что в состоянии говорить, он выдавил:

– Женщинам не место на поле боя.

– Почему? Неужели это, – Элен кивнула в сторону палаты, – было бы не так ужасно, если бы на месте Элли оказался мужчина?

– Не знаю, – проговорил Майлз. – Твой отец однажды сказал мне: если женщина натягивает военную форму, она сама напрашивается. И ты должен стрелять в нее не задумываясь. Довольно странный способ утверждения равноправия полов. Мое естество подсказывает другое. К примеру, укрыть плащом ее плечи. Но не сшибать с плеч голову.

– Честь всегда бок о бок с риском, – раздувая ноздри, возразила Элен. – Отвергая риск, ты отказываешься от чести и славы. А я-то думала, что рядом со мной единственный на Барраяре мужчина, способный допустить, что честь женщины – не только то, что находится у нее между ног.

– Честь солдата – исполнение его патриотического долга.

– Или ее патриотического долга.

– Или ее долга, – согласился Майлз. – Но мы здесь служим не родине, не императору. Мы зарабатываем десятипроцентную прибыль для Тава Кольхауна. По крайней мере до недавнего времени делали это.

Он глубоко вздохнул и прикрыл глаза – надо было собрать силы, чтобы продолжить инспекцию. Но вот он снова обернулся к Элен:

– Ты, кажется, говорила что-то насчет необходимости стать грубой? Бесчувственной?

– Да. И что?

– Моя мать была настоящим солдатом, поверь. Но я не думаю, что ей была безразлична чужая боль. Даже боль ее врага.

После этих слов между ними надолго воцарилось молчание.

Совещание офицеров по поводу возможной контратаки противника получилось, к счастью, не таким напряженным, как ожидал Майлз. Они собрались в конференц-зале, где раньше заседало заводское начальство. Отсюда открывалась захватывающая панорама всей станции. Тяжело вздохнув, Майлз опустился в кресло – спиной к иллюминаторам.

Он быстро освоился с ролью беспристрастного арбитра, сопоставляющего различные предложения – и это при почти полном отсутствии информации, на которую можно было бы опереться. Он серьезно кивал, изредка ронял многозначительные «ага» и «хм», а вот «помоги нам Бог» произнес лишь однажды, – заметив, что Элен при этом едва удержалась от смеха. Торн, Осон, Джезек с Даумом и еще трое освобожденных из плена фелицианских офицеров (не проходивших через процедуру выкачивания мозгов) справились с обсуждением и без активного вмешательства верховного главнокомандующего. Майлз вежливо и осторожно отклонил лишь те варианты, которые не оправдали себя в схватке с пеллианами.

– А вот что действительно всем нам здорово помогло бы – это если бы вы, майор Даум, вышли на связь со своим командованием, – сказал Майлз, подводя итог совещания. «Бога ради, как это можно потерять целое государство?» – Может быть, удастся найти добровольца, который попытается долететь на катере до планеты и сообщить им, что мы тут…

– Сделаем все возможное, – заверил Даум.

Какой-то неведомый поклонник подыскал Майлзу роскошные апартаменты в самой комфортабельной части станции. Каюта была расположена неподалеку от конференц-зала и, как видно, тоже предназначалась для кого-нибудь из начальства. Единственным недостатком было то, что последние несколько недель никто не следил за порядком. Майлз почувствовал себя археологом, опустившимся в раскоп, полный разнообразных находок из двух культурных слоев одновременно: сверху были разбросаны многочисленные свидетельства пребывания пеллианского офицера, а под ними помещались практически нетронутые залежи, относящиеся к той эпохе, когда помещением владел впоследствии вытесненный фелицианин. Мятое обмундирование и нижнее белье, пустые коробки из-под пайков, диски, недопитые бутылки – все это вдобавок хорошенько перемешалось, когда во время битвы за обладание заводом возникли перебои в системе искусственной гравитации. Первым делом Майлз проверил диски – увы, это оказались бойцовские шоу. Ничего похожего на секретные документы или какую-нибудь ценную информацию здесь не было.