Макс Мах - Вижу Цель

Эрик прошелся по комнатам, вполне оценив, как техническое совершенство смонтированного здесь оборудования, так и великолепно воссозданный исторический интерьер. Спасибо Вере Мельник, он вполне уверенно опознал стиль модерн начала двадцатого века, и не какой-нибудь вообще из его многочисленных вариантов, а именно тот, который развился в Германских государствах Старой Земли и назывался югендстиль. Изящно и оригинально, хотя и не вполне во вкусе Эрика. Ему больше нравилась новая эклектика, как в Омуте Планка, но это, разумеется, было непринципиально. Своего дома у него пока не было, да и не предвиделось. Так что вопросы меблировки и дизайна интерьеров его пока не волновали. Как говорится, будет день, будет пища …

Вещи Эрика нашлись в спальне, где слуги, следовавшие в Ставку Вильфов на другом катере, оставили не распакованными три больших запирающихся кофра. Вестового в эту поездку Эрик с собой не взял, а чужим людям принципиально не доверял, так что открыть кофры без разрешения хозяина они не могли. Поэтому раскладывать в стенном шкафу одежду придется самому. Но лучше так, чем позволить кому-то постороннему копаться в своих вещах, особенно в укладке со специальным оборудованием. Вот с этого кофра, который он мысленно называл на флотский манер транком, Эрик и начал. Он достал из него несколько глушилок и подавителей сигнала и, настроив их так, чтобы сходу никому их было не взломать, расставил в комнате, которую, вероятно, следовало считать кабинетом. Во всяком случае, в ней стояли удобные письменный стол и кресло и был смонтирован уже знакомый Эрику по Терре универсальный терминал Глобальной Сети. Правда, первые попытки воспользоваться поисковой системой в своих интересах, предпринятые еще на Терре, закончились неудачей. У Эрика и Анны не было доступа к большинству источников "конфиденциальной" информации. Оно и понятно. Будь они сто раз посланники, в глазах хозяев — и неспроста, — они оба обыкновенные шпионы. Что, впрочем, в известной степени соответствует действительности. Любой дипломат по определению еще и разведчик, а они с Анной к тому же оба флотские офицеры.

Однако сейчас Эрик не собирался красть у холодян правительственные секреты или выведывать военные тайны. Его интересовали исключительно Вильфы, поскольку он вдруг понял, что время пришло . Пора бы уже узнать о "своей семье" что-нибудь кроме того, что небольшими порциями аккуратно скармливали ему госпожа Мюстерс и другие представители "принимающей стороны". Обед, если верить пришедшему на коммуникатор сообщению, должен был состоятся больше чем через три часа, а до тех пор Эрику любезно предложили "отдохнуть с дороги". Вот он и "отдыхал".

Вошел в локальную сеть Ставки, просмотрел быстренько несколько документов, находящихся в открытом доступе, изучил меню, потыкался в несколько "плотно закрытых дверей", и совсем было уже решил вспомнить былое и попытаться взломать систему, как вдруг — и, разумеется, совершенно неожиданно для себя, — обнаружил, что вход в "сокровищницу" попросту не заперт. Вернее, заперт, но не от него, чего гостеприимные хозяева по-видимому просто не учли. Дело в том, что система, обнаружив в Ставке нового пользователя, который пытается пройти туда, куда простым смертным вход воспрещен, потребовала подтвердить наличие допуска. А ключом к заветным тайнам, как тут же выяснилось, являлся генетический идентификатор. Эрику оказалось достаточно всего лишь коснуться пальцем специального сенсора, и сезам открылся. Он ведь Вильф — во всяком случае, носитель уникального генотипа Вильфов, — а для членов Семьи здесь, похоже, все открывалось по умолчанию.

В следующие три часа Эрик узнал о себе и своей "вроде бы" семье много такого, о чем Грит Мюстерс то ли не знала, то ли не захотела ему рассказать. Впрочем, самая ценная информация, как и следует ожидать, нашлась в самом укромном уголке. Эта папка называлась "Основной капитал" и была спрятана внутри другой папки — "Платежные ведомости 2-го уровня", которая, в свою очередь находилась внутри папки под названием "Осевой потенциал". И все это добро находилось отнюдь не в разделе "Семейная история", а напротив, в разделе "Недвижимость", где среди прочего нашелся подраздел — "Архив Стефана Мозеса". Как Эрик сумел найти эту "золотую жилу" в огромном хранилище семейного архива Вильфов, совсем другой вопрос. Но по факту, он с детства умел работать с большими массивами данных, тем более, что те документы, которые он обнаружил в архиве некоего господина Мозеса, на поверку оказавшегося профессором и академиком сразу двух Академий Наук — Российской и Израильской — были написаны не на холодянском "цуне", а на русском и немецком языках. Правда, это были не современные варианты руза и дойча, а их исходные стандартные диалекты, которыми пользовались в двадцать первом веке еще на Старой Земле, но Эрик в свое время прочитал немало старинных книг как раз на этих двух языках, так что сумел прочесть и сейчас. И надо сказать, это было весьма занимательное чтение.

Как водится, все оказалось совсем не так, как рассказывали за столом Виктора де Мойна и как писали в открытых источниках. Прежде всего, родоначальник династии Вильфов — Дмитрий Вильф — родился почти за двадцать лет до побега со Старой Земли, но главное — он был не рожден в биологическом смысле этого слова, а выращен в искусственной утробе, в так называемой "Машине Фуллера", созданной в США еще в середине двадцать первого века и тогда же запрещенной к применению специальным решением американского Верховного суда. Однако в 2096 году в одной из лабораторий Международного Института Биологических Исследований в Женеве профессор Стефан Мозес воссоздал — с некоторыми усовершенствованиями — искусственную утробу Фуллера и вырастил в ней первого и по-видимому единственного на Старой Земле полноценного, а значит, жизнеспособного младенца. Сделал он это для своих близких друзей генетиков Ирины Вильковой и Бориса Фокина, ну и для науки, разумеется. Дело в том, что исследования в этой области репродуктивной медицины были к тому времени практически запрещены во всех странах мира, но женевские волхвы — так за глаза называли биологов из МИБИ — проявили в данном случае, как, впрочем, и во многих других, махровый правовой нигилизм, тем более, что по состоянию здоровья Ирина Вилькова-Фокина не могла самостоятельно выносить и родить ребенка, но при этом оба родителя — и Вилкова, и Фокин — все из тех же идеологических соображений категорически отвергали идею суррогатного материнства.

Такова была история появления на свет первого из Вильфов, но, как вскоре выяснилось, это была всего лишь "версия для посвященных", поскольку в глубине одной тайны скрывалась другая, о которой Мозес, Фокин и Вилькова не стали рассказывать даже близким друзьям. От суррогатного материнства "заговорщики" отказались отнюдь не из идеологических соображений. Причина заключалась в другом: родители ребенка не были уверены, что " этот плод вообще можно выносить естественным путем ". Сомнения были связаны с тем, что исходный биологический материал — яйцеклетка Вильковой и сперматозоид Фокина подверглись некой весьма серьезной генетической модификации, характер которой авторы открытия для истории, увы, не сохранили. В документах пятисотлетней давности было лишь отмечено, что это стало выдающимся достижением в области генной инженерии, ставшее возможным благодаря многолетним — три десятилетия — и совершенно секретным исследованиям, проводившимся в Институте Генетики Петербургского университета, где начинали, в свое время, оба родителя. Институт был, впрочем, закрыт за десять лет до описываемых событий под нажимом комиссии по этике ООН, и продолжили работу в этом направлении только Вилькова и Фокин, вовремя ушедшие под эгиду женевского МИБИ. Там, в конце концов, и появился на свет первый из семьи Вильф — мужчина, на которого Эрик был похож, как две капли воды.