Александр Шишковчук - Схрон. Дневник выживальщика

— И что?

— Проще было с майорами из ГНК решать вопросы, нежели с этим жадным, ублюдочным, мать его, пендосом! Передай гандону американскому, — Дима вдарил кулаком по столешнице, — шлюхой не стану! И добраться до меня — руки коротки. Пусть треской мороженой давятся, а не пускают поганые слюни на мои семечки, апельсины и ганджубас!

— Ну, а мне-то что делать?

— Оставайся! — возбужденно вскинул брови Дима. — Смотри, какой тут шикардос! Зелень, бошечки, природа, телочки! Будешь моим правой рукой! Нахер этот полковник? А, ну да, у него же твои друзья…

— Спасибо, конечно, надо подумать, — я плеснул в стакан еще коньяка.

— Не переживай, дружище! И не такие замуты разруливали!

— Знаю. Я сам — человек дела. Тупить не привык. Просто… как-то скучно сидим…

— Обижаешь, Сань! Ща все будет!

Как не старался припомнить события той ночи, цензура мозга до сих пор выдает лишь быстрые кадры, дикие фрагменты, калейдоскоп трэша, отжига и разнузданности.

Женские лица. Колбасимся под Ленинград! «По-моему эта баба не моего масштаба!» — надрывается динамик. Дима-Спаун отплясывает на столе. Мебель скрипит от натуги, разлетаются блюда и нарезки, окорочка и разносолы.

Резкая смена кадра.

Мы в бассейне. Хрипло гогочет блондинистая вегетарианка, тискает мои тугие мускулы. Из парилки, как атомная субмарина, вываливатся Брахма, голый, потный. Отворачиваюсь. Почему-то стыдно за чужие складки жира. Спустя секунду, туша оскальзывается на мокром крае, летит в воду, вздымается эпичное цунами. Хохочем.

Перекадровка.

Дима, как самурай-поклонник сумо. Банный халат полощет на ветру в бледном лунном свете. Мы на крыше резиденции. На мне лишь плавки, но мороз не в силах укусить разгоряченную кожу. Бах! Бах! Бах! Демонстрирую злую мощь гранатометов. Пятаки вспышек цветут на снежных склонах сопки. Спаун восхищенно цокает.

— Дай-ка сюда!

Бах-бах-бах-бах-бах! Тяжелая очередь вспорола гору. Пугливо мечется громовое эхо. Снизу крики. Прибегает охрана.

— Ступайте на посты! Не видите, Брахма беседует с Космосом?! Замаливает грехи ваших заблудших душ! Санек, держи, бля, меня! Чуть не свалился, ха-ха-ха!

Постреляли из Сайги и револьвера в круглую мишень луны.

Новый кадр.

Продираемся сквозь заросли подсолнухов. Жара. Бешеный свет ламп. Дима хитро смотрит, отрывает жирную лепешку солнечного растения.

— Только тссс… мой секрет! Ноу, мать его, хау, ха-ха-ха!

— Валюта нового мира, — киваю.

— Нееет! Для валюты есть другое дерьмо. Эти — чисто для своих. В них сила Брахмы! Душа Бога! Энергия Вселенной!

— Можно попробовать?

— Конечно!

Щелкаю семку за семкой.

— Блин, круто!

— Немного радиации, нужный свет, опыты по гибридам с ростками эфедры… — гордо перечисляет Дима.

Будто невидимая рука завела в организме мощную пружину, наливая мышцы силой тигра, обезьяньей ловкостью, прытью мангуста.

Смена кадра.

Стальные блины, чуть ржавые гири, пыльные тренажеры, мигает тусклая лампочка под потолком. Не заботится Брахма о здоровье, как пить дать. Надо донести, что он неправ, глубоко заблуждается и вообще. Втираю Диме о пользе спорта. Он красный, злой кряхтит под штангой. В ответку жму сто сорок. Дима считает, а потом двигает речь о превосходстве разума над тупой физической мощью недалеких индивидов, вроде меня. Тянусь к револьверу.

Хлоп! Новый кадр.

Промозглый сарай. Босые ступни обжигает ледяным дыханием пола. Два застывших тела в зеленых одеждах. Мы в морге?

— Саня, я подумал насчет ситуевины!

— Ты уже говорил, — киваю. В моей руке ножовка.

— Тупой мудак этот Виталик! Был. Даже сдохнуть не мог по-человечьи! Тьфу!

Во время боя пика зашла в горло Виталика, а кованный наконечник теперь жутко красуется из глазницы.

— Придержи-ка, Сань! Ух, плять, крепко пруток засел! Агкх! Готово, хвала Вселенной, бля! Пили давай, потом в мой капюшон завернем! Похвастаешь пендосам, пусть думают, мол, грохнул Брахму, а мы тем временем…

Склоняюсь над мертвяком. «Если в башне поебень то, что ебень, что не ебень!» — играет в голове песенка Ленинграда…

Хлоп-хлоп, смена кадра.

Игриво пляшут языки пламени, сонливо щебечут поленья в камине.

— А я говорю, спецслужбы во всем виноваты! — Дима кашляет, раскуривая сигару, конечно, собственного производства.

— В чем же? — Тоже тяну дым. Но осторожно, мало ли с чем скрестил табак этот ботанический гений-самоучка.

— Во всей херне! В ядерной войне! Это точно ФСБ организовало ту бойню в Олимпийском, когда концерт давали для американской делегации! Что, не помнишь?

Качаю головой. Внутри черепа при этом крутится вихрь. Эдакое бодрящее торнадо.

— Я, видать, в Схрон свалил.

— В новостях, грят, теракт, теракт! В общем, важных пендосов тогда грохнули, да еще кучу народа! Сердце кровью обливалось, столько клиентов потерял сразу! Филя… Коля Басков…

Спаун пустил колечко. Дымный тороид устремился к потолку, медленно раздуваясь, будто ударная волна атомного взрыва.

— Госдеп, понятно, просто охренел с такого поворота! Представь, двое наставили пистолеты друг другу в лоб, а один возьми и плюнь в табло вот таким харчом! — Дима показал, каким именно, оставив на ковре кляксу слюней. — У кого-то нервишки не выдержали, понял?! Ракеты, пли! Понеслась душа в рай!

Я кивнул. Ругательства, доводы, рассуждения, матюки Димы неумолимо смело цветным вихрем. Перед глазами мелькают раскрашенные лица звезд эстрады, стразы нелепых костюмов, вспышки концертных стробоскопов. Из водоворота пошлятины, словно кичливая медуза, всплывает фигура Киркорова. Экзотические перья, узорчатые причиндалы сверкают безумной клумбой пафоса на голове артиста. Киркоров глядит по сторонам. Кругом выжженная поверхность. Поникшими монахами чернеют остатки жилых комплексов, бизнес-центров, телевышек. Мурашки тяжелой волной бегут по телу, ветер ядовитый, злой хлестко бьет в лицо. Губы певца корчит глумливая гримаса. Торжествует полный ликующей ненависти ко всему живому, трепещет, бьется, летит, над развалинами инфернальный нечеловеческий хохот…

Моя отвага, упорство и сила духа, воспитанные чтением постапокалипсических боевиков, чуть не испарились, когда открыл глаза. Прямо в лицо безжалостно смотрит вороненый ствол гранатомета. Ох, и олень я! Как можно потерять бдительность в логове врага? В этом мире больше нет союзников. Каждый гребет под себя, стремясь продлить существование, выжить, во что бы то ни стало. Слюна нервно провалилась в пищевод, я скосил глаза.

Лежу под деревцем. Никто не угрожает, просто какой-то придурок повесил грозное оружие на ветку, прямо перед носом. Я в одном из садов Брахмы. Раздражающе звенькают невидимые птицы. Влажно и душно. Солнце жарит сквозь стеклянные своды оранжереи. Голова не болит, как ни странно. Зато горло дерет зверский сушняк. Что и с чем я вчера намешал, блин? И где остальная снаряга?