Юрий Мори - Метро 2035: Эмбрион. Слияние [litres]

Отрожка – это пригород Воронежа, если кто не знает, край географии и место, отмеченное на картах серым. Там можно родиться, прожить жизнь, не выезжая дальше моста на Хмельницкого, и умереть. Так многие и делали.

Сам он здесь не жил, только работал. Участковый – раньше, говорят, призвание было. Уважаемый человек. Шелуханов эту всю муть советского разлива не застал, просто работа, нудная и не особо денежная, если бы не это самое чувство мелкой власти. Форма и пистолет.

Были и другие менты, правильные, некоторые как в кино по НТВ показывали, а он вот такой. Нормальный, в принципе, человек. Не особо пьющий, с редкими и нестрашными заскоками. У всех нечто подобное встречается – как говорится, уголовный кодекс не против.

Степан Дмитриевич любил две вещи: оружие как символ превосходства и все, что связано с викингами. С детства собирал пластиковые фигурки воинов, потом настал черед книг и фильмов, а потом…

Но это уже потом. В этот день он который раз порадовался, что пистолет остался при нем. Тяжеленный табельный «макар», из которого и умеючи попасть в кого-то проблема, тем не менее был куда круче монтировок, ножей и даже раритетных сабель, украденных из музея, которыми сейчас спешно вооружилась шпана. Впрочем, и нормальные люди тоже поняли – законы три дня назад остались в прошлом навсегда.

Теперь один закон – у кого кулак больше.

Ему, как фанату Рюрика и поклоннику Одина, такой расклад был более чем понятен. Хорошо, что не повелся на зазывания Жорки Зинченко уйти на контракт в армию. Знакомство полезное, спорить не о чем, но… Сидел бы сейчас в какой-нибудь норе, сверху начальников тьма и одна привилегия – сдохнуть за родину. А так получилось все правильно, сам себе командир.

Жаль, только жена погибла… Тогда еще, в сам Черный День. Она в аптеке работала в Шилове, а там, говорят, всех сразу накрыло. Взрыв-то рядом был. Вроде не ядерный, чтобы гриб на сто верст в небо, а поменьше. Но тоже с гарантией – он и проверять не стал. Баб вокруг много. И пацанов своих отыскал уже троих, вместе они – сила. Еще бы свое убежище, чтобы зажить по своим правилам, и вовсе ништяк.

Кстати, о бабах – вон одна бредет. Миха сказал, он на часах нынче, пока остальные отсыпались. Сидели они сейчас в офисном здании прямо с видом на цирк – так себе местечко, зато видно кругом хорошо. И беженцев, чтобы ошкурить от лишних вещей, и патрули военных. На последних не нападали, конечно, не враги себе. Военные – ребята суровые.

– Никит, слышь: идет бабец какой-то. С ребенком, правда, но нам же похер?

– Нам-то – да, – проворчал Шелуханов. – И чего, симпатичная?

– Сиськи мощные, а рожу не рассмотрел. Вроде не крокодил. Пошли вниз, пощупаем.

За двумя устало бредущими фигурками наблюдали не только они – сзади женщину догонял Шамаев, уже осознавший свою силу и теперь активно привлекавший людей, чтобы увести за собой. Он выбрал Шиловский лес – там было странно, что-то творилось с безумно растущими деревьями, но почему-то язык радиоактивного заражения плеснул в сторону, сделав заросли почти до завода умеренно безопасным местом.

Там и подземное убежище отыскалось, жить можно.

– Эй, гражданочка! Предъявите…

– …сиськи! – закончил фразу Миха и довольно заржал.

Шелуханов покосился на него: пацан правильный, но дура-а-ак…

– Миха, тебе с твоим юморком на удавкоме цены бы не было.

– Эта чего такое?

– Сайт это в интернете. Впрочем, теперь какая разница. Теперь уже – ничего.

Впрочем, женщине с ребенком было не до жеребячьих шуток. Она остановилась на месте, крепко держа за руку девчушку лет семи с косичками, перевязанными бантами ленточек – синей и красной. Дочка баюкала плюшевого медведя, крепко прижав к себе свободной рукой.

– Что вам надо? – нервно спросила женщина, оглядываясь в поисках помощи.

Шамаев, следивший за ней, решил вперед не лезть. Не успеет он подчинить этих двух верзил, они вон как зло смотрят – скорее застрелят с ходу. Разговора ни ему, ни Дервишу, наблюдавшему за всей сценой со стороны, слышно не было.

Но и так понятная пантомима: вот тот мужик, что крупнее, что-то спросил у женщины. Она мотнула головой, второй верзила заржал, оскалив крупные зубы и запрокинув голову. Вот старший пощупал женщину за грудь, деловито, как лошадь на ярмарке. Она отшатнулась и ударила его в лицо – не кулаком, а так, по-женски, скорее стараясь оттолкнуть или расцарапать.

Приятель старшего перестал смеяться и потянул с плеча автомат, но второй отстранил его и достал нож. Даже издалека видно – не нож, а целый тесак, сантиметров тридцать длиной и загнутый на манер сабли. Где только взял такое чудовище… Но страшен как обычно не клинок, каким бы большим он ни был, а тот, в чьих он руках. Такая вот несложная истина.

Старший спокойно, почти без замаха ударил тесаком женщину в грудь, задержал руку и с явным наслаждением рванул сталь вниз, вспарывая живот. Девочка что-то закричала, когда мать упала, уронила игрушку и наклонилась за ней к асфальту, но старший не успокоился – он с силой ударил ногой снизу, попав в лицо девчушке. Та куклой улетела назад, почти кувыркнувшись через голову, упала и замерла неподвижно. Женщина каталась по асфальту, она уже ничем никому помочь не могла.

– Вот тварь ты, парень, – прошептал Шамаев. Он хорошо запомнил старшего из двух бандитов. При встрече точно узнает, сколько бы ни прошло времени.

– Спаси Господи… – выдохнул Дервиш, но не отвернулся. Стоял и смотрел. Это его тяжкое бремя. Невыносимое. Страшное. Но только его – смотреть и запоминать, раз уж ничего здесь не поделать.

Женщина билась на асфальте, из-под нее брызгала кровь на пыль, на серую бугристую поверхность дороги, но никто из бандитов не обращал внимания. Младший что-то сказал, а старший, сунув вытертый о рукав нож на место, подошел к трупу ребенка, наклонился и с прядей волос сорвал оба банта: сперва синий, потом красный.

Толстыми пальцами развязал узлы и начал прилаживать красную ленточку себе на руку, словно повязку дежурного или нечто вроде.

Синюю ленточку, подумав, он отдал Михе.

– Носи. Будем считать это знаком отличия, – пробурчал Шелуханов. – Пошли, братву разбудим, пора в северный чапать. Есть у меня там одна задумка. Будем в скандинавов играть, они ребята были конкретные.

Шамаев внимательно смотрел им в спину. Если бы он мог – убил бы взглядом. Дервиш его не видел, но мысли у обоих совершенно разных людей удивительно точно совпадали. До мелочей.

21–22 ноября 2035 года. Гнездо. Гимназия. Окрестности Базы

Кат оставлял Нифльхейм со сложными мыслями. Снег скрипел под ногами, ветер обжигал лицо. Новый день наступил, принеся новые хлопоты.