Вероника Рот - Судьба

Ко мне подходит Аст со сложенными на груди руками.

Мы находимся на крупном судне Ассамблеи. Оно красивое и начищенное до блеска – предназначено для канцлеров, членов Ассамблеи и владык. Механизмов здесь никаких не увидишь – они спрятаны за панелями из практически белого металла. Я как-то споткнулась и, чтобы не упасть, оперлась рукой о стенку. От моих пальцев остались отпечатки. Тогда мне стало интересно, кто же натирает все эти панели?

Мы с Астом принарядились, а точнее, оделись так, чтобы Исэй могла взять нас с собой. На мне – платье с длинными рукавами мягкого серого оттенка. Мне кажется, я выгляжу, как тувенка, потому что отирианцы не настолько зациклены на том, чтобы застегиваться по самое горло. Аст – в брюках и рубашке с воротником. Робот-поводырь кружит над его головой и щелкает, подсказывая свое местонахождение.

– Исэй снова заводится, – говорит Аст. – Иди помоги ей.

– Я не могу вмешиваться постоянно. Я устаю.

После нападения на Шиссу Исэй вспоминала о каждом погибшем, кого видела на экране. Она не переставала перечислять факты: «Шеп Ульдот. Тридцать четыре года. Двое детей, Сизи! Жена тоже погибла. Дети остались сиротами». Сколько бы я ни повторяла Исэй, что она не сможет вернуть погибших к жизни, она никак не брала себя в руки. Исэй говорила, ей нравится гнев, который она ощущает, произнося эти имена. Они напоминали о том, что она должна была сделать.

На самом деле, я полагаю, Исэй просто устала скорбеть по Ори и ей нужно было на что-то переключиться. Но я ей этого не говорю.

– Меня не волнует твоя усталость, – холодно отвечает Аст. – А ты думаешь, она не устает? Важнее ее отдых, а не твой.

Мне хочется выругаться на него, но токодар сдерживает меня. Так что я просто игнорирую его, пока он выговаривается.

Корабль опускается сквозь слой облаков, и я не могу удержаться, чтобы не подойти ближе к иллюминатору. Я никогда еще не была на Отире.

Большая часть поверхности планеты покрыта городами. Есть пара крупных лесов, благодаря которым сохраняется уникальность дикой природы Отира. Выглядят они довольно скудными, потому отирианцы и не слишком придавали им значение. Вся остальная территория покрыта стеклом, металлом и бетоном. Стеклянные дорожки разбегаются во все стороны, соединяя здания. Маленькие гладкие поплавки, выглядящие намного симпатичнее тех, на которых мы летаем в Туве, залетают и вылетают из металлических труб, контролирующих движение.

Мне трудно объяснить себе, глядя на этот искусственно созданный хаос, чем Отир привлекателен. Может, дело в широком голубом небе, солнечных лучах, в которых постройки переливаются золотыми, зелеными, голубыми и оранжевыми цветами? А может, в маленьких аккуратных скверах, где собраны цветы и деревья всех оттенков, – самые красивые растения других планет? Но есть что-то прекрасное в самой суете. Какая-то радостная активность.

Я иду по проходу, соединив ладони перед собой, чтобы не задевать стенки. Исэй сидит на краю серого дивана в кабине ожидания. Вид на Отир открывается из широкого обзорного иллюминатора, но канцлер не смотрит в него даже мельком. Она не отрывает глаз от переносного экрана, который держит в руках.

– Арте Семенес. Пятьдесят лет. Пришла в госпиталь навестить ребенка после операции. Оба погибли, – качает головой Исэй. – Госпиталь, Сизи. Зачем было бить по госпиталю?

– Потому что Лазмет Ноавек – чудовище, – говорю я. – Мы знали это раньше, знаем это и сейчас. И никогда этого не забудем.

Я наполняю комнату мягкой водой, ласкаю ею лодыжки Исэй, пропускаю струи между пальцев ее ног.

– Он не единственный повинен в этом, – заявляет Исэй. – Вина лежит на каждом шотете, который в этом участвовал и который не пытался его остановить.

– Мы приземляемся, – говорю я.

Исэй права, но ее пыл меня тревожит. Я представляю, как бреду по пояс в воде, зачерпывая ее пальцами.

– Когда состоится встреча?

– За ужином, – отвечаю я. – По-видимому, здесь не любят строгих деловых встреч.

– Не любят, чтобы люди вникали в суть дела, – говорит Исэй. – Предпочитают манипулировать ими для достижения своих целей.

– Точно, – соглашаюсь я.

Исэй уже больше похожа на себя. Она встает, кладет экран и подходит ко мне.

– Аст снова на тебя кричал? – Исэй проводит пальцами по моей щеке. – Мне показалось, он ушел расстроенным. Не знаю, почему он срывается на тебе.

Я пожимаю плечами. Больше сделать я ничего не могу.

– Я поговорю с ним снова, – обещает Исэй. – Я доверяю тебе, и он должен. Даже если ему приходится не по душе твой токодар. Я тоже понимаю, когда ты его используешь.

Я улыбаюсь. Конечно же, она не всегда это чувствует. Но прекрасно, что она так думает.

В комнате, защищенной генным замком, пахло фруктами. Дверь за Акосом закрылась, и он вдыхал сладкий, с кислинкой, воздух. Это была не спальня Ризека, а его кабинет. На столе виднелись зеленые иссохшие очистки – они и были источником запаха. Рядом, на стопке бумаг, лежал неактивный экран. Повсюду разложены книги. Акос не мог прочесть большинство названий, кроме тех, что были на отирианском. Все они были по истории.

Ковер под ногами Акоса – толстый и плотный. На нем было приятно стоять. Свежие следы на ковре указывали на то, что кто-то недавно по нему прошелся туда и обратно. В горшке, стоявшем в углу, росло маленькое деревце. Его ствол – практически такой же темный, как и половицы. Дерево было родом из группы лесов, тянущихся к северу от Воа. Его листья – здоровые и наполненные жизнью.

Акос ощутил давление в голове, будто она начинает заболевать, но не придал этому значения. Он приблизился к карте, висевшей над столом, – карте Солнечной системы. Туве была обозначена как «Урек» – значит, карта нарисована шотетами. Очертания – аккуратные и точные, а легкими блеклыми штрихами обведены места, где шотеты успели побывать. Их площадь была больше, чем представлял Акос. Он никогда по большому счету не придавал значения тому, что прежде чем заполучить славу мусорщиков и воинов, шотеты были исследователями.

Акос снова ощутил давление в голове и замер. Он что-то услышал. Движение. Кто-то прошелся по другой комнате, на другом этаже.

Нет, не движение, а дыхание. Выдох.

Акос схватился за рукоять ножа и развернулся, выставляя нож перед собой. У стены напротив стоял высокий худощавый мужчина с обветренной кожей.

Это был Лазмет Ноавек.

– Мой токодар на тебя не действует, – произнес Лазмет.

У Акоса пересохло во рту.

– На меня никакие токодары не действуют, – заставил себя ответить Акос.

Это были первые слова, которые он сказал отцу .

Лазмет отошел от стены с ток-ножом в руке. Он раскрутил лезвие на ладони, а затем, подкинув, поймал его за рукоять. Ризек перенял эту привычку от отца.