Мария Семенова - Аратта 1-4 [компиляция]

— Я порой совсем тебя не понимаю, — признался Илень. — Но слова твои передам в точности.

— Вот и правильно. А Мравец сожги. Это место надо очистить от арьяльской скверны, — повторил Учай и зашагал к стоявшим в отдалении шатрам своего стана.

Внутри покрытого шкурами походного шатра горела жаровня. Почтительный Варак, нацепивший поверх длинной рубахи потертую меховую телогрейку, сидел на колоде возле Вечки, показывая тому, как следует писать и произносить буквы высокого араттского наречия. Заметив вошедшего Учая, он едва не перевернул колоду, но вовремя взял себя в руки. Зарни, гревший руки у жаровни, не поднимая на вошедшего невидящих глаз, сказал:

— Я знаю, ты совершил новое деяние, о котором нужно будет сложить песню. Вот что я думаю: один из твоих побратимов, юный Хельми, хорошо поет…

— Хельми? На что тебе этот телепень?

— У него есть дар чувствовать звук и слово. Я обучу его, и он будет воспевать твои подвиги, чтобы во всех краях земли прославилось твое имя.

— Тогда ладно, доброе дело, — кивнул Учай. — Но сейчас я пришел не за этим. — Он обернулся к Вараку. — Ты прочел письма арьев из свиты Фарейна?

— Да, государь Учай! — вскочив с места, поклонился дворцовый раб.

— Есть ли среди них те, которые не восхваляют доблесть Джериша и мою нерушимую верность?

— Есть, государь Учай.

— Что в них?

— Сетования на комаров… раннюю зиму… на то, что от наместника не больше проку, чем от пугала на огороде…

— Хорошо, эти тоже отвезем. Есть что-то еще?

— Да, одно из этих писем гласит, что сражение с мятежниками очень подозрительно… Что венды стреляли выше голов твоей пехоты… Даже в щиты почти не попадали…

— В огонь!

Варак вновь поклонился, достал заготовленное письмо и сунул в жаровню. Кожаный лист тут же потемнел и скукожился, в шатре завоняло. Зарни поморщился. Учай и глазом не моргнул.

— А теперь приготовься записывать мое послание блюстителю престола Кирану, — велел он рабу, усаживаясь рядом на ворох пушистых шкур. — Изложишь все в надлежавших словах и оборотах. Ты, Вечка, завтра повезешь его в столицу. Кланяйся и будь незаметен, я надеюсь на твои глаза и уши.

Вечка послушно кивнул. Варак развернул чистый лоскут выскобленной кожи и приготовился.

— "Узнав о бедственном положении в болотном краю, я, Учай, сын Толмая, законный наместник Ингри-маа, и мой воевода и наставник, доблестный Джериш, собрали войско в землях ингри и привели его в город Мравец, который в то время был в осаде многочисленного врага. Разгорелся бой, в котором воины Ингри-маа навсегда прославили имя своей отвагой и в неравной схватке опрокинули войско мятежных вендов. В бою сложили головы многие наши храбрейшие бойцы. Метким выстрелом сразив главаря мятежников Изгару, погиб доблестный Джериш. Рядом с ним были убиты мой побратим Кежа и отважная воительница, моя жена Мина. Многие другие были ранены и погибли из-за того, что наместик Фарейн решил не дожидаться соединения с нашим войском. Желая обрести славу лишь себе, он неосмотрительно бросился в схватку с малыми силами. Но мы спасли его от разгрома, чем, должно быть, вызвали зависть… — Учай умолк и покосился на раба, на ряды красивых тонких завитушек, удивительно ровным строками покрывавших кожу. "Велю ему поскорее обучить Вечку читать и писать. А может, и самому стоит научиться", — отметил он, и продолжал: — Видя слабость войска Фарейна, я предложил ему свое, ибо враг, хотя и был разбит, полностью не уничтожен. К тому же стало известно, что в соседних землях поднимает голову вождь лесных вендов Станимир, в прошлом известный тебе сотник вендской стражи. Изгара был ему дядей по матери, так что уже зимой можно ожидать оного Станимира с войском в землях болотных вендов. Все это я изложил Фарейну, однако принимать меня и мое войско в городе он все равно отказался. Противиться его нежеланию я не стал, так как он говорит, что еды в городе хватит лишь на тутошних жителей, да и то с трудом. Я увожу своих людей в Ингри-маа, оставляя Мравец под защитой местного ополчения. Сообщаю это с тревогой, ибо неосмотрительность Фарейна может оказаться губительной. На меня же и мое войско можешь рассчитывать всецело. Ныне оно исчисляется в две тысячи конных и пеших воинов, верных Аратте… И мы ждем от тебя надлежащего довольствия для содержания…"

— Но ведь всего же менее пятисот, — удивленно поднял голову Вечка. — И то вместе с дривами!

— Ты прав, — кивнул Учай рабу, — пиши: "Две тысячи пятьсот воинов". И вот еще добавь: если пришлют достаточно средств, мы соберем рать и в три тысячи.

За спиной Учая раздался тихий смех. Это, беззвучно хлопая в ладоши, смеялся Зарни.

— Но, брат, выходит, что они покупают нас? — нахмурился Вечка.

— Все наоборот. Когда арьяльцы пришлют довольствие на набор и прокорм войска, — невозмутимо ответил Учай, — я повсеместно объявлю, что они платят нам дань.

Киран глядел на пустующий трон. Со времени смерти Ардвана никто еще не заходил в священный чертог. Блюститель престола и сам сейчас вошел сюда будто украдкой — как в детстве, когда лазил в кладовую за сушеными вишнями. Его шаги гулко отдавались под сводами пустого зала. Сейчас тот не был залит светом, как обычно. И сам престол выглядел огромным надгробием — прекрасным, однако неживым, пугающе холодным. Иначе и быть не могло. Земное воплощение бога Исвархи было насильственно вырвано из мира, бесчестно убито во тьме рукой ночного татя. Неудивительно, что все вокруг рушится и идет наперекосяк.

Спинка трона — золотой диск с двенадцатью лучами — на фоне выложенной горной синью стены казалась восходящим солнцем. Облаченный в золотые одежды государь на троне, озаренный светом небесного двойника, в великом таинстве становился частью этого дарящего жизнь великолепия. Киран завистливо поглядел на пустое сиденье. Ему вдруг по-мальчишески захотелось взбежать по ступеням и усесться, пока никто не видит…

Он занес было ногу над первой ступенью, когда услышал приближающиеся шаги.

Маханвир Жезлоносцев Полудня приоткрыл дверь:

— Ясноликий Тендар, Хранитель Покоя!

— Пусть войдет.

Кирану вновь захотелось подняться, усесться на престол и принимать доклад, восседая там. Он вздохнул и остался стоять у подножия высоких ступеней, сложив руки на груди.

— Господин, срочные новости с севера… Опять…

Киран неподвижно глядел на Хранителя Покоя, стараясь не сорваться, не заорать на том простецком, грубом языке, на котором он объяснял когда-то вендской страже, как следует приветствовать высокородного повелителя. От подобных речей шарахались кони, а со стен падали изразцы. Но Тендару подобные речи были не внове. Он служил Кирану еще в краю болотных вендов, сначала палатным отроком, затем гонцом, потом личным телохранителем и, наконец, начальником стражи.