Дмитрий Гришанин - Пешка в чужой игре

— Седьмой! — объявила Шпора и информировала: — До провала сто метров!

Тут же в спину впились когти невидимого преследователя. И, завопив от боли и бессильной ярости, я понял, что дальше тянуть нельзя.

— Круши! — прохрипел из последних сил. И довольно крякнул, чувствуя мгновенно разливающуюся по телу ураганную мощь.

Стометровку за десять секунд — к такому спортивному подвигу спринтеры идут всю жизнь, и удается он лишь считанным единицам — истинным королям бега, чемпионам. Вряд ли я когда-то профессионально занимался бегом. С уверенностью утверждать, разумеется, не возьмусь. Память о прошлом восстановилась лишь самую малость, и львиная ее часть до сих пор покрыта мраком. Но с моей покалеченной в аварии ногой шансы в предыдущей жизни оказаться спринтером, мягко выражаясь, призрачны.

Воздействие Дара мгновенно превратило меня в чемпиона. В спину будто ударил ветер, из ног исчезла тяжесть и усталость. Я легко оторвался от толпы преследователей и стрелой понесся дальше, увеличивая дистанцию. Волна встряхнувшей меня бодрости передалась и Гале, девочка перестала плакать и устало положила голову мне на плечо. Толпа сзади разочарованно взревела.

Я пробежал стометровку даже быстрее десяти секунд. И не останавливаясь, прыгнул в широкий провал.

Серединный разлом, на подступах к мосту казавшийся дырой в несколько метров, вблизи оказался куда как шире. Оказалось, что в реку обрушился пролет моста не меньше полусотни метров. Перебраться через такую пропасть без Дара было решительно невозможно.

— Пухом!

Активация второго подряд Дара выдоила шкалу Духа Стикса почти досуха. Но это того стоило. Нас с Галей подхватил налетевший неведомо откуда порыв ветра и, будто на невидимых крыльях, мы понеслись над пропастью, как настоящие птицы. Наградой за короткое чудо стал восторженный детский смех.

В полете я успел освободить левую руку, сунув пистолет обратно в кобуру. Одной левой проделать этот фокус было не просто, но я справился.

В самом конце полета, когда уже нацелился благополучно ступить ногами на асфальт второй половины моста, в лицо вдруг ударил резкий порыв встречного ветра.

Нас швырнуло назад. И тут же, как нарочно, закончилось действие Дара.

Вернувшийся вес потянул вниз, и я едва успел зацепиться левой рукой за пролетающий мимо обломок моста.

Пальцы до крови стерлись об асфальт, но я смог удержаться на самом краю.

— Дядя Рихтовщик, мне страшно! — запищала прямо в ухо болтающаяся у меня на шее Галя, которую еле удерживала залитая кровью правая рука.

Мы висели в кромешной тьме над пропастью на моей левой руке, окровавленные пальцы которой продолжали предательски скользить по гладкому камню. Как на зло, ни единой трещины, за которую можно было зацепиться ногтями, им не попадалось.

— Спокойно, малышка, все будет хорошо! — прошептал я девочке, чтобы хоть чуточку ее успокоить, хотя по спине бежали ручьи ледяного пота, потому что уже понял: удержать обоих я не смогу.

— Дядя Рихтовщик?..

В блестящих от слез глазах ребенка удивление полностью затмило страх, когда я резко отдернул придерживающую детскую спину руку.

Стиснув зубы, чувствовал, как маленькие пальчики разъезжаются на моей шее.

— Дядя Рихтовщик?..

Глава 36, в которой меня зачисляют в свиту, и паника меняет все

— Да ты просто красавец! Выжить ценой жизни ребенка — поступок достойный Игрока! — полные презрительного сарказма слова Шпоры, встряхнули мозг почище разряда тока.

Я успел перехватить уже летящую в реку девочку и прижать правой рукой к животу. От резкого движения раненую руку свело судорогой, и я зашипел, до хруста стиснул зубы, но хватку на галином плече не ослабил.

Снова поднятые вверх детские ручонки вцепились в меня. Ухватились на этот раз не за шею, до которой съехавшая вниз малышка теперь не дотягивалась, а за ворот куртки.

— Дядя Рихтовщик, я думала, ты меня сейчас сбросишь, — раздался напуганный жалостный голосок.

— Ну что ты, малышка, — запыхтел я в ответ, — просто рука у меня затекла, я ее встряхнул и обратно тебя подхватил.

Пальцы левой руки меж тем уже опасно балансировали на краю обрыва. Играть в благородство оставалось не долго. От силы минута. И сорвавшись с опоры, мы дружно рухнем в пропасть.

Не знаю что в эти роковые секунды вдруг подвигло меня посмотреть на шкалы. Наверное, заметавшийся в отчаянье взгляд направило Провидение. И я вдруг обнаружил, что почти обнулившаяся после применения подряд двух Даров шкала Духа Стикса уже восстановилась почти на две трети.

Секрет этого фокуса заключался в Медитации, прокаченной у меня в разы сильней любой другой характеристики — даже Регенерации. Маны снова было достаточно для активации Дара, и грех было отказываться от такого подарка судьбы.

— Левак! — шепнул себе под нос.

И тут же ощутил, как мгновенно удлинившиеся, будто у киношного оборотня, ногти на пальцах левой руки превращаются в звериные когти, шутя пробивают старый асфальт и глубоко в него зарываются.

Разодранные подушечки под когтями мигом заросли толстой грубой кожей, перестали болеть и кровоточить. Больше не было нужды отчаянно напрягать пальцы, я висел намертво пришпиленный к мосту когтями. Проблема неминуемого падения развеялась, как дым на ветру.

Одними когтями происходящие с рукой метаморфозы, разумеется, не ограничились. Целиком вся левая рука покрылась чешуйчатой броней, стала заметно толще, по-обезьяньи вытянулась и налилась медвежьей мощью.

Легкого усилия измененной Даром руки хватило, чтобы забросить нас с Галей наверх.

Из асфальта массивные и длинные, как ножи, когти вышли так же легко, как и вошли, стоило мне того захотеть.

Сил, сразу вскочить на ноги и идти, не было. От края разлома пришлось отползать, цепляясь измененной рукой за асфальт и подтягивая тело.

Вывернувшись из-под раненой руки, Галя первой встала на ноги.

— Ух ты! Мы уже здесь! Здорово! — заявила малышка и, затормошив меня за плечо, потребовала: — Дядя Рихтовщик, ну ты чего лежишь-то, вставай!

— Да-да, конечно, — непривычно хриплым, скрипучим голосом откликнулся я и рывком перевел тело в сидячее положение…

Из-за почти обнулившихся шкал, для меня подняться следом за девочкой стало практически подвигом. К счастью, справился.

Пошатываясь от пробирающей до озноба усталости, обернулся ко второй половине моста и показал средний палец беснующейся в бессильной ярости толпе зараженных.

— Че, суки, остановили?! Нате, выкусите!..

— Дядя Рихтовщик, а что такое суки ? — тут же оседлала своего любимого конька Галя.

— А это еще че за крендель? — напрягся я, заметив над толпой зараженных массивную фигуру, на непропорционально огромных ходулях, назвать которые ногами не поворачивался язык.