Дмитрий Гришанин - Пешка в чужой игре

Расшвыривая многометровыми ходилками бегунов и лотерейщиков, как курица цыплят, огромная тварь неслась с той стороны к разлому на крейсерской скорости.

— Так, Галчонок, дальше тебе придется немножко пройти одной, без меня, — склонившись к девочке, прохрипел я.

— Нет, я не хочу одна, там темно и страшно… — тут же заканючила Галя.

Но подпустив металла в голос, я сурово добавил:

— Без разговоров! Делай что сказано!

Сработало. Еще до того, как девочка развернулась и, понурив голову, покорно поплелась в сторону далекого выхода, я получил системное уведомление о прибавлении к гипнозу двадцати трех очков.

— Быстрее! Бегом! — неожиданно для себя самого совершенно по-звериному взрыкнул ей вслед.

И Галя побежала.

А я развернулся обратно к тварям и увидел, как буквально по головам зараженных добежавший до края разлома монстр, сперва, низко присел и, следом, вдруг взвился в мою сторону в гигантском прыжке.

— Везет тебе на элитников, Рихтовщик, прям, как покойнику, — мрачно пошутила наставница, наблюдающая полет твари моими глазами.

— Мля! Ну вот и че мне с этой блохой перекормленной делать? — прорычал пятясь назад и извлекая из инвентаря Шпору, потому как палить из висящей под мышкой пукалки по элитнику было совершенно бесполезно.

Асфальт подпрыгнул у меня под ногами при приземлении полуторатонной твари. А под широкими когтистыми ступнями пришельца он вовсе смялся до бетона, покрыв край возле разлома сетью широких трещин. Несколько внушительных кусков моста сорвалось с обрыва и улетело в реку.

Элитник шумно втянул носом воздух, глядя на удирающую по пустому мосту девочку, и довольно оскалился, демонстрируя ряды кинжалоподобных зубов.

— Эй, образина! Я тут! — захрипел и замахал лапой и шпорой, привлекая к себе его внимание.

Элитник, как кузнечик, резко сложил прыгучие конечности, мгновенно оказался внизу и тут же со змеиным проворством подался вперед. Из-за невероятной быстроты исполнения все его движения слились в невидимый глазу расплывчатый контур. Я не то что среагировать, даже глазом не успел моргнуть, а наполненная тягучей слюной пасть уже раскачивалась в считанных сантиметров от моего лица.

Донесшееся из его глотки рычание неожиданно преобразилось у меня в голове в понятную человеческую речь:

— Кого образиной назвал, корм?

— Ты меня понимаешь? — от изумления даже перестал бояться тварь, одного укуса которой было достаточно, чтобы разорвать меня напополам.

— Ишь ты! Корм не боится! — фыркнула в ответ тварь. — Впервые встречаю такой странный корм!

— Охренеть! — кивнул я.

— Принимаю тебя в ближний круг! — после небольшой паузы вдруг выдала тварь. — Отныне ты не корм, а Жрун.

Перед глазами загорелось очень странное уведомление:

!!!Внимание! Элитник 63 уровня Кровавый Попрыгун предлагает вам вступить в свою свиту и сменить имя Рихтовщик на имя Жрун129!

Принять предложение: Да / Нет

Разумеется, я тут же мысленно надавил «Нет». И Попрыгун на это очень обиделся.

— Тогда я сожру тебя, корм! — взревел элитник.

И без того едва стоящий на ногах, от оглушительного рева я банально оступился и грохнулся на асфальт. Тут же услышал, как огромные челюсти лязгнули полуметром выше, на месте, где только что я стоял.

Пытаться сбежать от быстрого, как молния, элитника было бесполезно. Разумеется, были б силы, попытался бы, но сил не осталось ни капли. Поэтому я покорился судьбе и зажмурился, в ожидании повторной уже неотвратимо-смертельной атаки.

Но вместо зубов элитника по нам обоим ударила невидимая теплая волна. На меня она, к счастью, оказала частичное воздействие — подчинив своему пагубному влиянию лишь измененную руку. Которая сделалась вдруг чужой, перестала реагировать на мысленные команды и по собственному почину потащила едва живое тело к краю моста.

Теплая волна пришла от начала моста. С того места, куда бежала отправленная мной Галя… Появившееся было беспокойство за девочку развеял радостный детский крик:

— Ура! Папа мой!..

— Ну хоть у кого-то все хорошо, — прошипел под нос и раздраженно сморгнул загоревшиеся перед глазами строки уведомления о выполнении игрового задания.

Растерянно огляделся по сторонам и увидел, как матерый элитник, трясясь осиновым листом и поскуливая побитым щенком, тоже отползает к краю обрыва. А поскольку спятил Кровавый Прыгун не частично, а целиком, добрался до края он гораздо быстрее и первым ухнулся в пропасть.

Хотя, какая там нафиг для него пропасть — всего полсотни метров до реки. Для элитника это вряд ли смертельно. А вот для меня — сто пудов!

Поняв, что меня ждет, попытался сопротивляться. Но какое там… Мощная левая лапа шутя преодолевала зацеп даже якорем втыкаемой в асфальт Шпоры и, раз за разом вбивая когти в настил моста, подтягивала меня все ближе и ближе к краю.

До края провала осталось два метра.

Рывок лапы.

Полтора.

Еще рывок…

— Извини, Рихтовщик, но я больше не могу на это смотреть! — слышу раздраженный голос наставницы.

И забытая в волочащейся по асфальту раненой правой руке Шпора вдруг берет мою руку под свой контроль.

Вращающий диск Шпоры подскакивает вверх и падает на вцепившуюся в край лапу. Толстая чешуйчатая броня пару секунд сдерживает напор острых лезвий диска, за которые лапа успевает подтянуть меня в опасному краю. Но вот броня поддается, и стальной диск Шпоры мгновенно чернеет в лунном свете от крови.

Я задыхаюсь от боли, чувствуя, как острые стальные зубья дробят мою кость. Теряю сознание и не вижу, как отчекрыженная по самое плечо лапа, сорвавшись с края, летит вниз и практически без всплеска входит в блестящую от лунных бликов речную гладь.

Глава 37, в которой зализываю раны и принимаю посетителей

Очень удивился, когда, открыв глаза, не обнаружил вокруг молочного марева кисляка.

Я лежал на больничной койке, в пустой просторной палате с белыми стенами, окруженный стойками капельниц.

Одна иголка, с гибкой прозрачной трубкой, торчала в сгибе правой руки. Совершенно, кстати, уже здоровой — об оставленных бегуном отметинах на ней теперь напоминали лишь белые рубцы. Раны на спине тоже больше не беспокоили, благополучно затянувшись. По трубке капельницы в вену поступала какая-то мутная буро-зеленая дрянь, цветом подозрительно похожая на живец.

Еще шесть иголок торчали из обрубка левой руки. Накачивая культю кокой-то дрянью всех цветов радуги. Не знаю, то ли от действия вводимых препаратов, то ли из-за халатности чего-то там неправильно заштопавшего хирурга, но обрубок буквально горел огнем. И к этой невыносимой боли совершенно невозможно было привыкнуть, она каждые пять-десять секунд стреляла ослепительной вспышкой, будто в и без того доведенный до кровавых волдырей ожог, с педантичностью маньяка, невидимые палачи тыкали раскаленным паяльником.