Даниэль Дессан - Город Бессмертных. Трилогия [litres]

Альрин и Тангор опешили.

— Что-о?!

— Я сумею закрыть магическим щитом весь город, — любезно пояснил юноша, но тут же погрустнел:

— Он продержится, лишь пока сердце не ударит тринадцать раз. А через портал смогу пройти только я сам, вас он убьет.

— Ясно, — хмыкнул Тангор разочарованно. — Делай свой… портал.

— Ты плохо слушал, — огрызнулся Эллагир. — Он спасет только меня.

— А ты плохо думал! — взревел гном. — Это гораздо лучше, чем быть сожженным заживо! Нам-то в любом случае конец!

Порыв ветра, сухого и жаркого, принес с собой терпкий запах дыма. На площадь, медленно кружась, начали оседать хлопья пепла.

— Лава у стен! — закричал кто-то с ужасом.

— Город обречен, — вздохнула Альрин. — И мы вместе с ним. Эл, если ты и вправду можешь уйти через портал, то уходи немедля!

Эллагир обвел взглядом площадь. Мужчины, женщины… дети. Никто уже не пытался лезть через разрушенную стену, от которой несло страшным жаром.

Камни стремительно меняли цвет с серого на красный. Удивительно, но никто больше не кричал. На площади было невероятно тихо.

Молодой маг бросил на возлюбленную полный тоски взгляд, стал поудобнее и глубоко вздохнул.

— Береги себя, Аль!

— Уходишь? — с радостью в голосе спросила чародейка.

— Остаюсь, — покачал головой Эллагир.

— Эл, пожалуйста, умоляю тебя, уходи!

— Нет.

Чародей медленно развел руки в стороны и принялся загибать пальцы, образуя сложный Символ.

— Что ты творишь?

— Пытаюсь защитить тебя, — с нежностью ответил юноша. — В последний раз. Прощай, Альрин! Я люблю тебя! Thellari elderrona !

Повинуясь заклинанию, вокруг мага вырос голубоватый купол. Эллагир пошевелил руками, и купол начал стремительно увеличиваться. Он все рос и рос, пока весь город не оказался под его защитой. Там, где он соприкасался с потоками лавы, та застывала.

— Ты говорил, эта штука пропадет с тринадцатым ударом сердца, — проговорил Тангор. — Этого все равно мало, гора может изливать огонь несколько дней.

— Этого хватит, друг, — с легкой улыбкой ответил Эллагир, и произнес еще одну формулу.

Это было боевое заклинание, которое останавливает биение сердца. Его Эллагир направил на себя, чтобы тринадцатый удар не наступил никогда, а щит остался стоять.

В таверне “Два брата” было по-обычному людно. Готовили здесь хорошо, и многие делорцы с большим удовольствием проводили в таверне вечер, ужиная и обмениваясь новостями. Купцы, ремесленники, даже стражники после дневной смены заходили сюда пропустить стаканчик-другой эля, которого здесь, к слову, было с десяток сортов. Был даже “Румхирский черный”, который умели варить только гномы с восточных гор, ревностно храня рецепт от посторонних. Злые языки поговаривали, что трактирщик покупает его не у румхирских пивоваров, а чуть ли не на соседней улице, но точный адрес назвать всякий раз затруднялись. Как бы то ни было, Гвилар за вечер продавал не меньше трех бочонков пенящегося напитка: отбою от желающих не было.

— Ольве! — позвал трактирщик сына, одной рукой разливая эль, второй — нарезая вяленое мясо. — У нас кончилась мука. Сбегаешь к мельнику? И захвати конфет, — он кивком головы указал на ящик, где лежало искомое. — Угостишь его дочку.

— Ну па-а-ап! — мальчишка поставил на стойку поднос с грязными тарелками и вытер руки о рубаху. — Она — вредина! И вообще, мне она не нравится!

— Ну, не угощай, — покладисто согласился Гвилар, незаметно вздохнув. Кейра, дочка мельника, нравилась ему — в качестве будущей снохи, разумеется. Но настаивать не стал: успеется, парню всего-то тринадцать. — Но муки и правда осталась одна плошка. Сбегай до темна, хорошо?

— Легко! — Ольве обрадовался, что общаться с этой задавакой Кейрой не понадобится, а с мельником они почти приятели. Летом Ольве помогал тому чинить водяное колесо, и заработал не только хорошее отношение, но и большую скидку на муку.

Мальчишка наскоро переоделся, взял большой короб и направился к дому мельника, на Речную улицу. Идти было недалеко, дорогу Ольве прекрасно знал, и потому был уверен, что обернется максимум за полчаса.

Но за полчаса не получилось. Первое, что увидел Ольве, зайдя на мельницкое подворье, была перевернутая бочка. Она слегка шевелилась и всхлипывала.

Мальчишка был не робкого десятка, поэтому не долго думая просто подошел к странной емкости, поднял ее и отставил в сторону.

Под бочкой обнаружилась мельникова дочка. Ольве хотел уж было фыркнуть и сказать что-то про дурацкие девчачьи шутки, но тут заметил, что платье на девочке разорвано, а сама она вся измазана в чем-то красном. Острый характерный запах крови не дал усомниться: это вовсе не вишневый кисель.

Ехидную реплику мальчишка проглотил и вместо нее спросил просто:

— Кто тебя обидел?

Одновременно с этим он достал из сапога нож, право носить который обрел после того, как убил в таверне разбойника Скартала. Убил ударом в спину, но времени обустраивать честный поединок (в котором мальчишка наверняка бы погиб) тогда просто не было.

Рукоять ножа сверкнула в закатном солнце. Маленький рубин в оголовье блеснул красным и потух.

— В-в-ввв… — зашлась Кейра плачем.

— Сама-то цела?

— А-а-ааа!

Поняв, что разумных ответов здесь он не получит, Ольве двинулся к дому.

— Нет! Не ходиии! — взвизгнула девочка.

Мальчишка нахмурился, но решил, что лучше встретиться с опасностью лицом к лицу, нежели дожидаться, пока та ударит со спины, и толкнул дверь.

В доме мельника царил ужасный беспорядок: опрокинутый стол, разбросанная посуда и все это обильно присыпано мукой, точно снегом.

И залито кровью.

Именно кровью, в этом не могло быть никаких сомнений. Ольве сглотнул подступивший к горлу комок. В крови было все: пол, стены, домашняя утварь и даже окна.

А затем мальчишка увидел мельника… точнее то, что от него осталось. Гвилар несколько раз брал сына на скотобойню, и Ольве был вполне в курсе, как устроено животное изнутри. Но никогда прежде он не видел освежеванного и разорванного на куски человека.

Ноги Ольве приросли к полу, а желудок внезапно скрутило в тугую нить. Затем его вырвало.

Как ни странно, это принесло облегчение. Пятясь и поскальзываясь в лужах крови, мальчишка двинулся прочь из дома. Оказавшись за дверью, он рывком захлопнул ее, и только затем осел на траву.

В чувство его привело всхлипывание Кейры. Девочка сидела, обхватив руками бочку, под которой недавно пряталась, и плакала.

— Пойдем в таверну, — проговорил Ольве, облизав пересохшие губы и удивившись тому, как звучит его голос.

Хрипло, почти незнакомо.

— Надо рассказать все отцу, позвать стражу, — он подошел к Кейре, неуклюже обхватил ее и рывком поставил на ноги.