Михаил Атаманов - Полигон [litres]

Внизу нас давно уже с нетерпением поджидали девушки группы Бестии и местные бойцы. Судя по напряжённым лицам школьниц, по грустным физиономиям парней и заплывшему глазу одного из них, местные юноши пытались познакомиться с прибывшими союзницами. Бестия, не выдержав молчания, стала совсем по-детски оправдываться:

– Виктор, мы не виноваты. Это он первый начал! – с обидой в голосе проговорила рыжая, указывая на парня с фингалом.

– Скажите ей, пусть она мой автомат вернёт! – едва не плача от досады, проговорил этот коротко стриженный худой паренёк с заплывшим глазом.

– Ты его так? – уточнил я у лидера группы, уже предполагая ответ.

Но Бестия удивила. Молча вернув оружие пострадавшему, она повернулась в мою сторону и проговорила с достоинством:

– Виктор, ты же меня знаешь. Если бы это сделала я, этот сопляк бы уже умер. Его Юля Плахотникова проучила за то, что он ущипнул её за… ну… в общем, зря он это сделал!

Все вокруг рассмеялись, это полностью разрядило обстановку. Комендант пригласил всех гостей за праздничный стол, который уже накрыли в подземном гараже многоэтажки. Хозяева постарались, и стол ломился от изобилия. Зазвучали тосты за единение, за общую победу, за расширение торговли и тому подобное.

Когда суета первых минут застолья улеглась, и появилась свободная минута для разговора, я поинтересовался у Константина Ивановича результатами переговоров, который завхоз Полигона последние два часа вёл с Дубной.

– Нормально. Можно даже сказать хорошо. Мы получим пластиковые и чугунные трубы, готовые ветряки и всякие запчасти к ним, силовые кабели, много всего по мелочи. И ещё я для Полигона надумал купить целый состав с зерном, если получится решить вопрос с доставкой. Наши союзники утверждают, что смогут договориться с соседями, и по рельсам железнодорожный состав можно будет перегнать тепловозом практически к нам домой. Хорошо, если так. Иначе придётся возить зерно машинами, причём напрямую по лесной грязи грузовики не пролезут. Да и потребуется в этом случае не менее сотни рейсов и куча народу на погрузку-разгрузку.

– Что мы даём взамен? – на всякий случай уточнил я, хотя и понимал, что Константа невыгодную сделку не станет подписывать.

– С нас хотят получить снаряды разного калибра двадцать ящиков и три пригодных к починке танка Т-72. Всё это у нас имеется.

– В целом немного, – одобрил я такой обмен с Дубной.

Ржавеющие танки мёртвым грузом стояли на Полигоне, починить их в обозримом будущем силами своих специалистов не представлялось возможным. Если союзники смогут вернуть технику в строй – замечательно.

– Я бы всё-таки больше двух танков не давал за зерно, – проговорил сидящий рядом Славик Першин. – Нам столько зерна не нужно, а танки рано или поздно мы бы сами починили и смогли использовать.

Славик говорил рассудительно, в его словах присутствовала своя истина. Вообще в последнее время этот бывший деревенский алкоголик сильно изменился, став совсем другим человеком и вызывая у меня всё большее уважение. Всегда подтянутый и опрятный очень квалифицированный специалист во многих вопросах, он полностью завязал со спиртным. Вот и сейчас Славик Першин оставался единственным за столом, кто пил только минералку.

Славик и раньше увлекался фотографией, даже выставлял когда-то свои работы на посвященных афганской войне выставках. Сейчас же он отдавал своему хобби каждую минуту, свободную от ремонта бронетехники. Достать любую даже самую навороченную фототехнику и оборудование проблемой в современном мире не являлось – эти вещи мало кому были нужны, даже мародёры на фототехнику не зарились. Самыми активными клиентами фотомастерской, оборудованной Славиком Першином в бункере на втором подземном этаже, стали девушки группы Лизы Святовой. У каждой из них, наверное, имелся уже целый альбом снимков в различных нарядах и с разными причёсками. Сегодня же я впервые взял с собой фотографа на выезд, чтобы тот сделал подробные снимки укреплений. Но одними укреплениями противника фотограф не ограничивался, сделав множество снимков природы по дороге из Полигона в Дубну, а также запечатлев облик сильно пострадавшего от обстрелов города и его храбрых защитников.

К нам подошёл Ярослав Якименко и сообщил, что удалось связаться со всеми соседями, по территориям которых проходил железнодорожный путь от Дубны в сторону Полигона. Маршрут получался самым коротким из возможных: Дубна – Запрудня – Вербилки – Талдом – платформа Великий Двор возле Воргаша. Поезду предстояло пройти сорок восемь километров.

Все соседи дали добро на проезд железнодорожного состава по своей территории и даже согласились не брать плату за пересечение их территории. С Запрудней вообще не возникло никаких проблем – там в посёлке осталось от силы тридцать выживших, которые сразу же согласились на все условия. Переговоры с Вербилками прошли аналогично. Лишь Талдом поставил целых три условия для разрешения проезда по своей территории. Первое условие: поезд должен проследовать по городу без остановок и в строго отведённое время. Второе условие: запрещалось находящимся в поезде лицам что-либо сбрасывать с проезжающего состава, будь то мусор, оружие, агитационные материалы, шпионское оборудование или что-то иное. И третье условие: не сходить на землю и не брать на поезд никаких лиц из числа обитателей Талдома. Нарушение любого из этих условий будет приравнено бойцами Талдома к акту агрессии и станет достаточным основанием для уничтожения поезда вместе со всеми пассажирами.

– Сурово, однако. Но нас устраивают эти условия, – проговорил я после секундного размышления.

– В таком случае, чтобы успеть в указанное Талдомом время, поезд нужно отправлять самое крайнее через час. Мы как раз успеем прицепить тепловоз и вагоны.

С автоматом на коленях я сидел на небольшой железной площадке между вагонами. Шёл сильный холодный дождь. Вся одежда уже промокла насквозь – отправляясь на переговоры в Дубну на комфортной автомашине, я оделся нарядно и празднично, но не по погоде легко. Я не предполагал двухчасового сидения наверху многоэтажки под пронизывающим ветром и, тем более, поездки под дождём на холодном железнодорожном вагоне. Правой рукой я придерживал оружие, левой же держался за металлическую скобу, чтобы удерживать равновесие. Меня сильно знобило и мутило. Временами казалось, что я вот-вот потеряю сознание и свалюсь прямо под колёса поезда.

Оторвав руку от холодной скобы вагона, я провёл по мокрым волосам и лицу, чтобы стряхнуть дождевые капли. Лоб оказался очень горячим. В каком-то отупении я подумал, что температура подскочила уже до сорока градусов. Перед глазами плавали какие-то чёрные круги, я с трудом фокусировал взгляд на проплывающих мимо деревьях. И если Запрудню ещё хорошо рассмотрел и даже пообщался с обитавшими там жителями, то уже по дороге к Вербилкам мне стало хуже. Я запомнил лишь переругивание с местными, которые долго не переключали железнодорожную стрелку.