Игорь Прососов - В тенях империи [litres]

Спросить, каким по счету буду? Так мне и ответит. Честно-честно. Отчего курсанту-расстриге предложение делают в паршивом отеле? Тем более ясно: эксперименты на людях запрещены. Боярская Дума узнает – взвоет. Да и Дальняя Разведка от ретивых сотрудников открестится. И не проговорюсь, потому душа и пропала – сам ведаю, нужны державе солдаты. Лучшие.

Не спят соседи, зарятся коршунами. Числом не отстоим, умение нужно. Будет умение – и войнам не бывать. Побоятся лезть.

Если из меня за ночь фехтовальщика сделают, то сколько асов сотворить из обычных пилотов можно? А спецназовцев из обычной контрактной шушеры?

Куда ни кинь – всюду клин выходит. Соглашусь – вроде как поощрю. Гнусно. Не соглашусь – кому-то еще собой рисковать. Подло выйдет.

Мягко стелет Василий свет Евгеньевич. Ох, мягко! Обещает много, и к долгу взывает, и на толстые обстоятельства намекнуть сумел.

Да Анюта все перед глазами стоит.

– Куда едем? – спрашиваю.

Прости, Господи, если можешь. Говорят, кто ради Тебя свою душу погубит – тот спасется. Не оставь!

– Оборудование в фургоне внизу. Там и подписку заполнишь, – кивает Зимин. – Смертник ты, брат. Уважаю.

Боюсь, чувство было не взаимным.

…На следующее утро я зачем-то схватил кроме шпаги еще и дагу. В жизни двумя клинками не махал. Но надо – и все тут.

Позвенеть со мной клинками на пробу маэстро отказался наотрез, как и впустить в зал пораньше. Так и вышел против болвана без тренировки.

Понял сразу – не сдюжу. Улыбнулся сам себе: вот номер выйдет… с гарантиями, и вообще.

Схватка продлилась меньше пяти секунд. Принял шпагу на дагу, провалился, бездарно открывая голову, вниз и вправо, почти на шпагат…

Правая рука – молодчина – сама рубанула болвана под коленки, а левая, неестественно вытянувшись, сунула острие даги под пластиковый подбородок.

Комиссия аплодировала. Только фон Руэ отчего-то хмурился. После боя он коротко бросил:

– Так на шпагах не дерутся. Это удар для меча или сабли. Скорее для двух сабель. Понятия не имею, как вам удалось удержать равновесие на ударе… Далеко пойдете. Впрочем, вы и сами знаете.

Отчего-то стало холодно. Но чувство быстро прошло.

…Анне понравились обер-лейтенантские погоны, как и орлы Дальней Разведки в петлицах. Мне понравилось воссоединение – и будет о том.

Если вы полагаете, что на этом полоса отменных глупостей в моей жизни завершилась, вы плохо знаете либо меня, либо жизнь. Эта дама обожает подставить ножку в самый неподходящий момент.

Судите сами: вот я, в свеженьком, с иголочки, мундире, выгружаюсь из капсулы аэротакси на задворках военного космодрома на окраине Мирного.

В глазах – умеренная готовность умереть за Веру, Царя и Отечество, в развороте плеч – лихой кретинизм, в кармане комм, а на нем – письмо с назначением на «Заступницу».

Класс судна не уточнялся. Фрегат или корвет, наверное.

Постоял в метели, прижимая норовившую отправиться в свободный полет фуражку к башке. Заметил фигуру у входа в безликий терминал. Поспешил туда и не ошибся.

Мой новый командир, капитан второго ранга Васильев, оказался смешливым бородатым малым с замашками провинциального шулера. Встречу нового подчиненного он взял на себя, объяснив данный казус традицией.

Сославшись на нее же, подхватил под локоть и утащил на второй этаж, в кафетерий, проводить душеспасительную беседу под чай с плюшками.

– Какой я тебе, милый мой, Агафон Геннадьевич? – махнул он рукой. – Дядя Вася, Дядя Вася. Все меня так зовут. Традиция. Динамично развивающийся коллектив. Ровесники с тобой, опять же?

Я ошалело уставился на капитана. Меньше всего он напоминал свежего выпускника. Изжеванное декомпрессией лицо, легкая седина в волосах… Нет, не салага.

– Младенцы мы! – со вкусом сообщил он, заметив мой взгляд. – И пятидесяти нет. Вся жизнь впереди. То к бутылке, то к сиське тянемся. Скажешь, нет? Груд-ны-е! – со вкусом заключил он. – Давай-ка к делу. Навигатор? Так на красавицу нашу взгляни. Вот, под окошком скучает. На час, двести метров.

Перейти к делу я был не прочь. Вгляделся, разобрал сквозь метель очертания… Захотелось почесать в затылке.

Удержался.

Проверочка, видать.

– Славная, – говорю, – лайба. Небось этакое колесо и до Пояса дотянет?

– Отчего бы, – отвечает отец-командир, – не дотянуть? Пожалуй, и до Плутона долетит, как мыслишь?

– Почему бы, – отмечаю, – купеческой ладье не долететь до Плутона, ежели на то будет желание благородных донов?

И тут будто чертик какой под сердце вилами кольнул. Чувствую, не так что-то. Лайба… Тьфу, ладья – как ладья, сто лет в обед, а кое-что не так. Во-первых, что ей делать на военном космодроме? Не меня же разыгрывать поставили?

Во-вторых, очертания. Углы наклона обшивки не те. Тут, под дюзами, и рядом с огневыми постами… Может, конечно, на живую душу латали, абы как, но вряд ли… А ведь интересно выходит!

Кольнул чертик сердце еще разок для верности, да к уху перебрался, левому. Шепчет, а я повторяю:

– Отчего бы, – заключаю, – и подалее не дотянуть, коли пятерка сверхсветовая стоит, субсветовые – эмки прошлогодние, а рухлядь снаружи для виду вывешена. Толково, правда, да просчитались. Контуры охлаждения выдают. Экипаж, небось, раза в три штатного поболе?

Чайку хлебнул, правильного, с чабрецом, и со значением на Агафона Геннадьевича смотрю. Тот хохочет.

Амба, выходит, отлетался. Наплел сорок бочек арестантов, и все мимо. А кап-два досмеялся и говорит:

– Штатный экипажик-то, десятеро, – и улыбается. – Иначе подозрительней холодильников выйдет. Ладно, давай лапу, дорогой, поручкаемся. Я уж испугался, не байстрюка ли ко мне сослали. Где это видано – свежак в дело пускать? А ты вон оно как! Лучше сканеров таможенных смотришь.

Я в окошко гляжу: нет, не видать ничего больше. В смысле: метель вижу, и поле, и корабль, а неправильностей – не вижу. Откуда взял?

Известно откуда. Нерадостно стало, ох, нерадостно.

– Агаф… Дядь Вась, а скажи: зачем такая маскировка? Всю жизнь думал, что Дальняя новые планеты изучает. Еще – понятно, силовые операции на нас, флотская разведка. Диверсии, экстракции, все такое…

Хмыкнул «Дядя Вася» в бороду. Крикнул тетке за стойкой:

– Клавочка, душа моя, по сто граммулек сообрази, будь ласка! – и мне говорит: – Наивный ты, Сережа, все-таки, уж прости.

Киваю, наивней не бывает, мол. А он продолжает:

– По Уставу оно так, а в жизни все сложней получается. Бесы, Имперская Безопасность которые, ленивые они, как черти, и ручки марать боятся. Что поделаешь, дорогой мой, интеллигенция! А мы в ДыРе ребята простые, сапоги. Вот и приходится за всех отдуваться. Прикрыть бы их, дармоедов…