Игорь Прососов - В тенях империи [litres]

Я кивнул рассеянно. «Старайся не выделяться: в профиль, анфас; порой просто не мой лица. И когда пилой режут горло собаке, не морщись».

От вида обреченной станции Бродский, зараза, лез на ум. Я даже не думал, не дышал, а блевал им, уж извините за грубость.

Как мне не выделяться? В чистом сюртуке, с наетыми щеками на сытом лице?

– Скажите, как там Литвиния?

Я посмотрел на него. Сказал просто:

– Как обычно. Со всеми дружат. Ни под кого не прогибаются. С Империей в союзе.

– Это хорошо, что не прогибаются…

Помолчали.

– Тяжело? – спросил я. – Кажется, эти жилища появились недавно.

– Как раз давно. Их расконсервировали, когда третий сектор отказал, – пожал плечами господин. – Пожалуй, что тяжело. Я помню, как осваивались на станции. Был мальчишкой, конечно. И, похоже, увижу, как поселению придёт конец.

– Вы же литвин? Почему не отправиться на родину? Не любите имперцев – ну так Литвиния не под ними.

– Литвиния… Когда-то она звалась иначе. Неважно. Это пока она не под ними. Здесь теперь моя страна. Я, может, и литвин, а внуки – новогалицийцы.

– Не совсем понимаю. В каком смысле «пока не под ними»? Вы думаете, Империя нападет на союзника?

– Ничего я не думаю. Мой далекий предок был вздернут на суку, потому что отказывал трем иностранным государствам в праве поделить его родину на куски. Его внук лишился шляхетства: не сыскался Гербовник с именем рода. В те времена вообще книги с именами тех, кто имел наглость говорить на родном языке, терялись очень легко. Его внук был замучен русскими в ГУЛАГе, когда Империю звали чуть иначе. Смею заметить, теми, кого он встречал как союзников. Его потомок не вылезал из камер в две тысячи сороковых, когда у власти были большие друзья России – за герб Пагоня и опять-таки язык. Скажите, мне ли быть своим в стране-союзнике Империи? Империи ли видеть меня в стане союзников?..

Я достал сигарету. Он трубку. Неловкое молчание. Что я мог ему ответить, человеку, которого отделяла от меня река крови?

Что ляхи знатно погуляли на Руси в семнадцатом веке? Так он только согласится, добавив еще одну причину в список раздоров.

– Сейчас в Литвинии герб – Пагоня, и государственный язык – ваш, наравне с русским. Вы считаете соотечественников предателями за союз с Империей? – спросил я наконец.

– Нет, конечно же. Но их путь – не мой.

– Вы упоминали предложение, которое передали со мной… Что думаете о нем? Если в сети изложили суть, конечно.

– Мне ли принимать помощь русских? – эхом повторил он. – Им ли оказывать её мне?..

…Консул проживал в небольшой квартирке с террасой, выходящей на поля водорослей. Встретил в дверях, пожал руку. Вручил стакан с чем-то, остро пахну'вшим спиртом.

На террасе ждал мой ровесник, беспокойно копаясь в комме.

– Алекс Грачевский, нынешний глава нашей маленькой общины, – представил хозяин.

Фамилия была мне известна. Должность главы называлась «президент». Впрочем, господин в замасленном комбинезоне и с мозолями на руках скорее напоминал механика.

– Опустим формальности, – быстро сказал он. – И давай на ты. Тут все друзья. Просто «Алекс», «Саша» и «Сергей», о’кей?

Кивнул, опустился на один из стульев.

– Давайте прямо, – заявил президент, садясь напротив. – Сам бы я схватился за ваше предложение обеими руками…

– Ваше? – удивился я. – Я гонец.

– Не прибедняйся. Что-то мне подсказывает, что мы еще увидим тебя с имперскими орлами в петлицах. Впрочем, оставим. Честно говоря, мне плевать. Я бы договорился и с чертом, лишь бы поселение выжило. Веришь?

Я заметил ошарашенный взгляд дипломата. Похоже, хоть кого-то мне удалось обмануть.

– Такие слова подразумевают «но».

– Есть такое дело. Саш, объясни человеку, будь ласка.

– Погуляли? – спросил мрачно консул. – Поняли, почему бессмысленно говорить о какой-то помощи?

– Честно говоря, не очень, – я пересказал разговор со старым литвином – и пару аналогичных бесед, произошедших чуть позже. – Что они имели в виду?

– На самом деле всё очень просто, – кивнул консул. – Их предки сбежали сюда, чтобы не становиться русскими. И потомки тоже на это не пойдут. Скорее погибнут.

– О чём вы двое? Никто не предлагает им подданства!

Мои собеседники грустно рассмеялись.

– Похоже, Сергей, ты понимаешь суть русскости хуже нас, иноземцев, – с удовольствием заключил Алекс.

– Ну так просветите, раз такие умные, – оскалился я. – Очень, знаете, интересно.

– Жестокая правда, дорогой друг, состоит в простом факте, – пожал плечами Бондаренко. – Вот к примеру… Когда Украина вошла в состав Империи, не было никакой грязной игры. Даже информационное воздействие – и то было не большим, чем, скажем, на США. Вот только ваша идея «русского мира»… Она разрушительна для всех, кто близок к вам и хочет сохранить свою идентичность. Мы искренне верим, что русские хотят добра. По-своему. Но само понимание, что рядом, дотянуться можно – сильные, могучие, исторически практически свои… Оно творит с простыми умами печальные чудеса. А попав в вашу страну, человек обречен стать русским, перестав быть украинцем, литвином, балтом… Понимаете?

– Не понимаю, – жестко ответил я. – Мой начальник – немец. Один из лучших моих товарищей – татарин.

– Правда? – вступил президент. – И как, твой начальник часто читает по-немецки в оригинале? А друг, он сохранил веру в Аллаха или уже крестился? А если вроде бы сохранил – выпивает ли водки по праздникам?

Я тихонько зарычал. Положительно, эти люди были невыносимы. А «Алекс» тем временем продолжал:

– Вспомни, каковы критерии русскости в вашей собственной Империи?

– Язык, культура, самоидентификация, – ответил, не думая.

– Долго ли забыть себя? Если язык и культура – вокруг тебя? Среди своих-то, вот в чем фокус… Литвиния держится, но только потому что очень грамотно балансирует между русофобией и дружбой. Надолго ли хватит?

– Не понимаю. Это-то тут при чем?

Президент налил себе полный стакан, отхлебнул:

– Вот в чем дело. Мы видим в вас – русских. Во всех. С нашей точки зрения в вашей тысячелетней Империи нет эллина и иудея. Уезжавшие делать карьеру в Россию во времена Империи становились для нас москалями. Сталин – тоже был москаль, неважно, что русских он тоже давил, и что был по крови осетин; титульной культурой, на основе которой строилась советская, была ваша, пусть и изуродованная. Брежнев и Хрущев. Все остальные. Русские. А Новую Галицию заселили те, кто хотел идентичности. Если со своей не выходило, то хотя бы новогалицийской. Которая вам покажется игрушечной. Они даже создали новый язык, вы понимаете, что это значит? Саша, что будет, если мы согласимся?

– Нас повесят. На площади. А челноки попытаются расстрелять на подлёте из противометеоритных пушек. И будут в своем праве.