Алексей Евтушенко - Все небеса Земли [litres]

Плюс три мёртвых демона.

Да, нашлись и такие. Первый – во дворе братьев Косолаповых. Шестеро братьев, судя по всему, сопротивлялись отчаянно – весь двор был засыпан пустыми гильзами. Демон валялся у крыльца на спине, раскинув в стороны крылья и лапы. На месте головы – бесформенное кровавое месиво.

– Разрывными стреляли, – определил Конвей. – И все одновременно. Ну, то есть не все. Вот эти трое, – он кивнул на трупы трёх братьев, лежащих друг на друге (никто из них не выпустил из рук оружия). – Догадались, что нужно в голову. Молодцы.

– Одного завалить сумели, – сказал Мигель. – Действительно молодцы.

– У них не было шансов, – О’Доэрти словно оправдывал братьев. – Ты видел, как это бывает.

– Противник страшный. В этом нет ни малейших сомнений, – согласился Мигель.

Да, он уже знал, как это бывает. Сам поучаствовал и видео посмотрел. Гигантская летающая матка (он решил для краткости пока называть их так) заранее снизилась и вынырнула из-за верхушек деревьев. Ей понадобилось несколько секунд, чтобы зависнуть над деревней и выпустить сонмище демонов. Сколько она может вместить – десятки, сотни, тысячи? Их преследовало два, максимум, три десятка. Но глайдер был для демонов наверняка третьестепенной целью. Да ещё и малодосягаемой, в силу его лётно-технических характеристик.

Другое дело – города и селения. В особенности первые. Но и вторые не остаются в стороне. На записи, которую им показала Нэйтелла, сосчитать демонов было невозможно. Но было ясно, что счет идёт на тысячи. Как бы то ни было – много. Очень много. Тысячи этих тварей более чем достаточно, чтобы убить всех в деревне за полчаса-час. Восемьдесят два двора. По дюжине на двор. Ни единого шанса спастись, всё верно. Плюс внезапность нападения… Да что там – по дюжине, половины хватит за глаза.

Второй труп демона обнаружился в доме младших Самохиных (имена и фамилии погибших им называла Ирина). Семья из трёх человек (муж, жена и ребёнок – пятилетняя девочка) была убита, но муж, Иван Самохин, – высокий, широкоплечий и, по всему видно, очень сильный человек, умудрился снести демону голову ударом широкого, тяжёлого, заточенного до бритвенной остроты, ножа-мачете. Эта голова валялась посреди комнаты в луже почти чёрной застывшей крови, таращила жуткие, грязно-жёлтого цвета глаза с вертикальным, как у змеи, зрачком, уже подёрнутые смертной мутью, и скалила в безобразной ухмылке клыки. Безголовое тело демона лежало на диване в позе человека, прилегшего на минутку отдохнуть. От этого несоответствия (тело девочки – пятилетней дочери Самохиных – с перекушенным горлом лежало на полу, придавленное тяжелой мёртвой рукой отца) на душе становилось особенно мерзко. И ещё от запаха. Запах человеческой крови тяжёл и неприятен. Когда этой крови много – тяжёл и неприятен вдвойне. Здесь к человеческой добавилась ещё и кровь демона, воняющая так, что хоть святых выноси. Святых они выносить не стали (казалось, что святой Николай Чудотворец, Богородица и сам Спаситель смотрят на них с икон из красного угла глазами, полными печали и понимания), но сами покинули дом как можно скорее.

Третий мёртвый демон валялся на улице, ближе к восточному краю села. Его голова была разнесена в кровавые ошмётки выстрелом из дробовика. Дробовик же обнаружился в руке того самого Коли, с которым они не так давно и не слишком приятно встретились на деревенской околице. На посеревшем бледном и мёртвом лице Николая застыла удовлетворённая улыбка, и Мигель подумал, что мужчина, который сумел забрать с собой хотя бы одного врага, уже не зря прожил эту земную жизнь и безусловно достоин жизни вечной.

После пятнадцатого дома Ирина хрипло заявила (её голос так и не вернулся в норму. Да и с чего бы?):

– Ещё один – и всё. Пусть Машка меняет. А я пойду глайдер посторожу. Сил нет на это всё смотреть.

Мигель подумал, что впереди их ждёт ещё шестьдесят восемь дворов. Везде – смерть, можно уже не сомневаться. Но они обязаны эту смерть зафиксировать, а потом ещё и всех похоронить. Потому что люди поступают так. Нелёгкая ждёт ночка.

– Машка? – спросил Конвей.

– Ну да. Я иногда называю её так. В особо трудные минуты. У тебя коньяк остался?

Конвей вытащил флягу, потряс.

– На глоток-другой должно хватить, – протянул Ирине.

Девушка отвинтила крышку, выпила спиртное, как воду, отдала флягу Конвею:

– Извини, я до конца.

– Ничего, – сказал О’Доэрти. – На всю жизнь не напасёшься.

– Плохо, что связи нет, – сказал Мигель. – Телепатия телепатией, но сейчас обычные армейские портативные рации не помешали бы.

Ирина замерла, словно прислушиваясь к чему-то. Постояла так секунд пять. Потом тряхнула головой и сказала:

– Машка знает, что дела – хуже некуда. Не в деталях, но знает. И плачет вместе с нами.

– Мы не плачем, – возразил Конвей.

– Поэт, – сказал Мигель.

– Туплю, – признал О’Доэрти. – Бывает.

– Даже с лучшими из нас, – успокоила его Ирина. После коньяка ей вроде бы стало чуть легче. – Что до раций, то они были на складе. Возможно, у кого-то лежат по домам. Но я не готова искать специально. И так тошно.

Раненого демона они обнаружили в пятнадцатом по счёту дворе. Это был дом священника, отца Ярослава, и его жены – матушки Натальи. Беременная на седьмом месяце Наталья лежала мёртвой на улице недалеко от дома. Видимо, сделала попытку убежать. Не вышло.

Мужа её, отца Ярослава, нашли рядом с крыльцом. В сером, залитом красным подряснике, батюшка стоял на коленях, уткнувшись лбом в лужу собственной крови. Словно молился перед смертью за всех жителей Верхнего Яра. Или всех жителей Земли, кто знает. Рядом с ним лежал карабин с пустой обоймой и были разбросаны гильзы – перед тем, как встать на последнюю молитву, отец Ярослав попытался дорого продать свою жизнь и жизнь своей семьи.

– А где близнецы? – спросила Ирина, когда они наскоро заглянули в дом и прошлись по комнатам. – Близнецов не вижу.

– Близнецов? – переспросил Мигель.

– Дети батюшки Ярослава и матушки Натальи. По три годика им… Вдруг прячутся? Саша, Софья! – позвала она громко. – Это я, тётя Ира! Ира Ларина! Не бойтесь, выходите!

Она замолчала, прислушиваясь.

Мигель подал знак Конвею и перешёл в форс. За последние два часа они делали это несколько раз и всегда на малое время – несколько секунд, не больше. Нужно было экономить силы.

Первым услышал Конвей.

– Там, – шепнул он и мотнул головой в сторону кухни. – Под полом.

Теперь услышал и Мигель. Под полом, в погребе, и впрямь был кто-то живой. Обострённый форс-режимом слух улавливал его тихое, неровное, какое-то булькающее дыхание.

Мигель приложил ствол пистолета к губам.

Бесшумно скользнули на кухню.