Юлия Гордон-Off - Докторица

- Как-то не думала никогда с такой стороны. Это же так просто - мама взяла и родила ребёночка...

- А самое сложное - оно на вид всегда самое простое. Моя бывшая жена обожала всякие тортики делать, и подруги вечно друг перед другом хвастались кто вычурнее чего соорудит. И как-то возник спор у кого лучше и кто более умелый, и не фиг было меня в эту склоку втягивать, я им и сказал, что все эти торты конечно красиво. Но вот реальное мастерство они смогут показать, если просто испекут настоящий вкусный хлеб. Им очень мои слова не понравились и они даже на смех меня поднять пытались. Только потом сам видел, как жена пыталась хлеб испечь, и ничего у неё не получилось. А я бабушкины караваи из печи до сих пор помню, как она на деревянной лопате их вынимает и запах по всем окрестностям свежего хлеба. Нет, чего-то она испекла, даже есть можно, но назвать это вкусным настоящим хлебом довольно сложно, тем более, что из трёх попыток только одна давала съедобный результат. А дед мне как-то рассказывал, что самым трудным экзаменом для столяра было не сделать красивый резной буфет с десятком ящичков и в разных финтифлюшках, а простую табуретку, чтобы она не была скособочена, не скрипела, не шаталась и могла прослужить без ремонтов несколько лет, то есть от рассыхания её не вело и детали не начинали болтаться в пазах и соединениях...

- Слушай! А чего мне нужно опасаться? Ну, какие есть болезни и патологии, ну, ты понимаешь...

- Понимаю, только тебе ничего рассказывать не буду. Ещё герой Джером Джерома в своё время заметил, что при чтении медицинской энциклопедии смог обнаружить у себя все описанные болезни, кроме предродовой горячки**. В своё время это вообще называлось "болезнью третьего курса", тогда основные болезни и симптомы учили именно на третьем курсе, и почти все студенты у себя обнаруживали многие из изучаемых болезней. Не нужно тебе этим голову забивать. А так как я чувствую всё, что чувствуешь ты, то на всё требующее внимания успею обратить твой внимание. Договорились!?

- Хорошо! Наверно ты прав. Слушай, а почему у меня нет желания есть кисленькое или солёное, да и не тошнит, слава Богу?

- А кто тебе сказал, что у тебя нет извращения вкуса?

- Но я же не плачу по солёным огурцам...

- Огурцы - это только один из вариантов, как и мел с извёсткой во второй половине беременности. А у тебя уже с месяц, как появилась страсть нюхать запах авиационного бензина, ты даже специально у самолёта встаёшь так, чтобы ветерок доносил к тебе этот запах. Неужели сама не заметила?

- Ой! И правда... А я как-то и не задумывалась почему мне хочется именно туда встать. А это правильно? А не вредно?

- Ну, а что может быть сильно вредного в запахе. Вот если бы ты пить его начала литрами и ацетоном запивать, тогда да...

- Скажешь тоже, ацетоном запивать...

- Я тебе уже говорил, что кто в медицине поработал, тому в цирке не смешно. И не такие фортели случаются... Пока могу тебе вполне квалифицированно доложить, что здоровье у нас с тобой хорошее, плод развивается совершенно нормально... Летать бы я тебе не советовал, но ты ведь не передумаешь?

- Ну, ты же сам знаешь...

- Знаю... Честно сказать, мне и самому интересно. Я ведь был очень далёк от самолётов, не считать же, что летал пассажиром... И чтобы снизить нежелательное влияние на плод от нервных встрясок, постарайся во время полётов сознательно вызывать у себя яркие положительные эмоции. То есть не просто осматривайся, в поисках возможной опасности, а ещё обращай внимание на красоту вокруг...

- Я постараюсь...

А чёрные брюки-галифе я пошила ещё до конца мая. У Митрича оказалась заначка из того материала, который он в свой время приготовил для меня, но я отказалась что-нибудь кроме кителя шить, вот и остался отрез на брюки. Мастер нашёлся в Сланцах, его тыловики фронтовые привезли с собой. Объяснить ему, что мне требуется оказалось совсем не сложно и он даже обрадовался, что мне не требуется, как многим подгонять в точности по фигуре и даже запас запАха в поясе он оставил. Как сказал Сосед, я теперь вышла в точности как морской пехотинец, только флажок красный сбоку на берет и не отличить. Мне самой понравилось, что получилось. Галифе без безумных парусов по бокам, просто чуть расширено на бёдрах, сверху китель свободно, который я не затягиваю ремнём, а надеваю ремень под китель. Думаю, что в такой форме даже подушку засуну, никто не заметит...

* - Фраза героя А.Папанова из фильма "Бриллиантовая рука".

**- Вольная цитата из книги "Трое в лодке, не считая собаки".

Лето. Машенька

Лето началось внезапно духотой и грозами с проливными дождями. Ещё в конце мая немцы как-то резко активизировались, ходили разговоры, что Гитлер объявил на весь мир, что в летнюю кампанию этого года Рейх возьмёт реванш за прошлые поражения. В ходе почти постоянных стычек на передовой немцев оттеснили уже почти до старинного Дерпта или эстонского Тарту. Ночи стали короткими, пришли Белые ночи, широта можно считать как в Ленинграде. Но нагрузка на наш полк только выросла и два вылета за сумеречную ночь по обработке передовых немецких позиций стали для нас почти нормой. А так, как нашей главной спасительницы - темноты не было, то у нас начались потери. Если за всю весну у нас было только два ранения и погиб один стрелок от зенитного огня в восстановленной третьей эскадрилье, то за июнь у нас погибли и не вернулись уже пять экипажей, вернее, один штурман остался в живых после аварийной посадки и сейчас в госпитале. Катерину из авиации списали, и в полк она не вернулась, если помните, это она с Мухиным летала на Мишке до меня.

Я словно одеревенела от накопившейся усталости и постоянного риска во время бомбардировок. Что бы мы не придумывали и как не извращались, но эффект внезапности над окопами удавалось обеспечить только в первые секунды. А потом с немецких позиций в нас стреляли из всего, что могло стрелять. Понятно, что немецкая пехота нас люто ненавидела и вымещала так свои страх и ненависть из всего, что могло стрелять, с каждого вылета машины возвращались с десятками пулевых пробоин в крыльях и осознанием, что в очередной раз прошли по лезвию ножа. Выполнять задачу, когда в тебя садят из десятков стволов и любой выстрел может стать фатальным, когда от этого осознания невольно сжимаются мышцы, и каждую секунду ждёшь удара пули разрывающей тело, кромсающей мягкую и беззащитную плоть, а нужно маневрировать, выискивать цели и производить бомбометания. Наверно поэтому организм и защищается как умеет таким эмоциональным одеревенением.

Мы даже пытались в первых заходах сбрасывать дымовые шашки, только они больше мешают нам, чем немцам, ведь шашкам нужно успеть разгореться и дым должен затянуть окопы, а заранее их не сбросить, это само по себе скажет о том, что именно мы собираемся бомбить и могут даже зенитки успеть подтянуть, да и так уже на передовой появились. Хотя после первых разрывов точность огня существенно снижается, но немцы продолжают стрелять на слух и просто наобум. Но особенно жутко вылетать с выливными приборами. Тут нужно идти на фиксированной высоте, довольно низко и по прямой, точно повторяя конфигурацию окопов. И если там, куда пирогель уже попал крики сгорающих, то с той стороны, куда самолёт двигается огонь такой плотности, что по возвращении с самолёта свисают буквально лохмотья перкаля и торчит щепа. Вообще, эти вылеты наверно самые сложные. Именно в таком была ранена и едва смогла дотянуть до дома Зоя, но после госпиталя она уже вернулась в полк и снова летает. Наши техники сумели снизу забронировать листами железа мотор и наши кабины, что спасло многих и не дало разбить мотор, а то бы потери были ещё больше. Но ведь не всегда стреляют точно снизу, больше половины стреляют сбоков, а забронировать такой лёгкий самолёт невозможно, с этими бронелистами и так стало очень трудно взлетать с полной загрузкой особенно по раскисшей полосе. Но мы здесь все - фаталисты, наверно. Перед вылетом смех и шуточки, а вот по возвращении молчаливое напряжённое ожидание возврата и когда садятся все или сообщают из штаба, что наши не прилетевшие сели на вынужденную, но с ними всё нормально, словно клапан какой-то внутри открывают, снимая напряжение...