Юлия Гордон-Off - Карелия [СИ]

Утро четверга девятого октября выдалось ветреным, сырым и промозглым, когда я вышла из дверей нашей хибарки в ответ на незнакомый голос, выкрикнувший мою фамилию. Перетаптываясь в сапогах на голую ногу, с голыми ногами и в одной нательной рубашке под запахнутой шинелью, я исподлобья смотрела на ожидающих меня. Наш мичман Пучков и какой-то незнакомый пехотный майор, судя по двум шпалам на угловой петлице шинели, а может это старший лейтенант ГБ, вроде у них тоже по две шпалы, отстаньте от меня, я дерево, я со сна… СО СНА – я! Я – СОСНА! И нечего на меня пялиться, сама знаю, что на голове у меня раскардаш, а вы утром из постели где-нибудь, кроме кино, красивых женщин видели? Стоят, гады, пялятся… Если бы я вошла в кабинет, где есть старший командир, то я бы доложила, как в уставе положено, дескать прибыла по вашему приказанию, а так вот выплыла таким чучелом взлохмаченным, не докладывать же дескать "Товарищи командиры, по вашему свистку вся такая нечесаная из кровати под ваши очи вылезла…" Злюсь на их взгляды, на молчание, а больше всего злюсь, что я такая неубранная и встрёпанная. Мужчины называются! Уроды! Должно же в мозжечке стукнуть, что девушку так выставлять – это быть последней сволочью или чурбаном деревянным!

— Так это и есть ваш лучший радист, мичман? — Пучков жмётся, его словно корёжит всего, и смотрит на майора почти с ужасом…

— Точно так! По всем документам одна из лучших радистов-дальников, на Ханко больше месяца всю дальнюю связь одна держала…

— Ваша фамилия ведь Луговых, старшина?

— Да! Старшина второй статьи Луговых!

— М-да-а… Смотрел список, да имя пропустил… Как у вас с физподготовкой? Долго по лесу с рацией идти сможете?

— Физподготовка обычная, в школе четвёрки ставили. По лесу ходить могу, с рацией не пробовала, смотря сколько весит…

— Вы ещё и стреляете вроде бы хорошо?…

— Не знаю, на норматив первой ступени сдала, значок больно хотела. Но от винтовки такая отдача, что рука потом отнимается, инструктор сказал, что мне веса не хватает.

— А из чего-нибудь кроме винтовки стреляли?

Вот же гад! Холодно же здесь перед ним стоять! Ногам от подмёток зябко, и в туалет уже хочется, спасу нет, я же только проснулась! Вот же изверги какие!

— Товарищ… Извините, не знаю вашего звания…

— Майор, неужели петлиц не разбираете?

— Разбираю, но вдруг вы старший лейтенант, если боцман вас так боится… Товарищ майор! Разрешите одеться и себя в порядок привести, я почти голая выскочила, а потом отвечу на все вопросы.

— Ершистая!.. Луговых… Это хорошо!.. Мичман! Где у вас можно поговорить спокойно без лишних ушей?

— Так вон, в правлении можно, там, правда не топлено, но и людей нет…

— Старшина! Оправьтесь и приходите, вы знаете, где это?

— Знаю! Буду через пять минут. Позвольте идти?

Вот счастье-то… Журчащее такое счастье! Чуть не напрудила под себя, ну что за дураки такие! Быстро в чулки… тельник, фланельку… гюйс, юбку… портянки намотать и в сапоги ноги вбить… волосы не успею расчесать, но быстро заплести простую косу и шнурком перевязать… шинель, ремень… берет на ощупь, чтобы звёздочка ровно над переносицей была, это я уже умею, не зря тренировалась… Вроде успела, а теперь не бежать, просто идти широким шагом. Как же тепло и хорошо, пусть даже не успела зубы почистить и чаю бы хлебнуть. А вон у дома боцмана эмка стоит, вся грязью заляпанная, ну так не шоссе асфальтовое, а вы как хотели… Вот и Пучков у крыльца правления даже не притопывает, а того и гляди в присядку пойдёт, всё через плечо на дверь оглядывается… Это куда же зелёным меня сосватать пытаются? Но ведь не скажет никто… Секретность назначат, а на деле может только цену себе набивают…

И вот я уже сижу за заднем диване эмки, тесно прижатая квадратными габаритами бойца с голыми петлицами и автоматом меж коленей стиснутым, а машина то скачет по колдобинам, то, подвывая мотором, плывёт по местным грязям. С девчонками толком проститься не получилось, только Алька глаз сонный открыла, когда я металась по домику, скидывая вещи в мешок, пробурчала "Ну, прощевай…" и отвалилась дальше сопеть. Вообще, так уютно пахнет в натопленном доме, где спят молодые девчонки; где парни, там иногда такой дух от портянок и сапог раскиданных и часто ещё мерзко едой кисло пахнет, а у нас почему-то едой почти не пахнет никогда, только во время приёма пищи. А особенно вкусно пахнет, когда кто-нибудь глажку затеет. Вот не люблю гладить, а запах глаженого белья обожаю…

Разговор с майором получился какой-то дёрганый и непонятный. Я так и не поняла, что он вообще от меня хотел и что пытался узнать при своих расспросах. Но после очередного вопроса вдруг прервался, посмотрел на часы и дал полчаса на сборы. Вообще, чем дальше, тем больше убеждаюсь, что думать о питании своих подчинённых начальники и командиры не приучены совершенно. Всё, что обломилось моему желудку, это подсохшая позавчерашняя горбушка посыпанная солью, которую успела со стола в зубы засунуть. Хотя по такой дороге вполне есть вероятность полный живот растрясти по всем канонам морской болезни. Вот, я майора уже оправдываю, вот что за жалостливая женская натура! Куда и зачем меня везут, как я уже сказала, мне не ведомо. Здесь говорят в таких случаях, что меня "купили", вот уж точно, как тёлку на базаре, верёвку к рогам привязали и повели на новый двор. Мой номер шестнадцатый, я маленький, даже микроскопический винтик, который совершенно ничего не решает, забьют где захотят как гвоздь в стенку и стой несгибаемо, и жди, что на тебя чего-нибудь повесят или вырвать попытаются… Ну и ладно…

Зато могу пока подумать о чём-нибудь хорошем. Свой черновик я начисто переписала, успела, бестолково и слишком эмоционально получилось, это Сосед говорит, моё влияние женское усилилось, мы вообще за эти дни как-то ещё больше сблизились, теперь мысли друг друга слышим и даже порой не совсем понятно где именно чьи, видимо когда Сосед память свою напрягал, этот пробой и произошёл. За это я сны получила и ещё возможность видеть из его памяти картинки. Чистовик переписала, как и в прошлый раз карандашом Сосед писал, чтобы моего почерка не было. Потом тетрадь в пару чистых листов завернули, заклеили и в коробочку кондитерскую жестяную положили. Пока, внутрь только записку всунули, что "в случае моей гибели прошу не вскрывать, а передать представителю НКВД в звании не ниже майора для передачи наркому или товарищу Иванову от Мухтара, он знает!" Жестянка завёрнута в холстину, перевязана шпагатом и в запасные портянки, с чистым бельём лежит и ждёт своего часа в моём сидоре. У меня только мешок и уже ставший привычным планшет, оказался удивительно удобной штукой, не сумочка, конечно, но вполне её заменяет в этих условиях. Я даже пристроила под плексиглас фотографии мамы с папой молодых, которую из дома взяла, я ещё не родилась тогда и у мамы ещё даже живота не видно, а папка худющий – один нос на лице торчит и молодой совсем. А ещё фотография Верочки и Васька на руках у бабушки у крыльца дома в деревне. Здорово получилось, с краю скрепками прижала, и фото не сдвигаются, открываешь, и смотрят мои родные.