Юлия Гордон-Off - Докторица

20-е октября. Первый полёт

К первому полёту всё было готово уже в понедельник, но суеверный Панкратов уговорил меня перенести вылет на двадцатое. Небо хмурилось и с запада наползали низкие осенние тучи. Лес вокруг аэродрома уже местами облетел, а все дни подготовки по небу пролетали стаи перелётных гусей, а однажды даже летела стая белых лебедей. Немного удивило, раньше я как-то не задумывалась, даже если видела, что летят они не на юг, а на юго-запад. Оказывается, многие наши гуси летят совсем не в жаркую Африку на речку Лимпопо, а зимуют на юге Западной Европы, в Испании или на Адриатике...

Было очень непривычно, что в кабине сижу не в очках, которые на всякий случай на мне, но сдвинуты на лоб, ведь здесь вся кабина застеклена и таким образом, что я спокойно могу выглядывать по сторонам от мотора, который здесь тоже меньше У-двасного и почти не заслоняет обзор вперёд, хотя, полосу всё равно не очень хорошо видно. Ещё мне кажется, что винт короче, но сами лопасти шире. Вообще, я не очень понимаю, чего это немцы так изгаляются про "русс-фанер", дескать У-двасик - весь из тряпочек и фанеры. При близком рассмотрении Тотошка тоже оказался почти весь из фанеры и перкалем обтянутый. Некоторые детали, конечно, выполнены из дюраля вроде предкрылков и винта, а крышки мотора отформованы из листового железа. Но остальное - фанера и обтянутые перкалем деревянные стрингера и нервюры, тоже в большинстве деревянные*. Фактически, при отсутствии лёгкого пластика и дороговизне алюминия найти достойную замену дереву и перкалю нет ни возможности, ни смысла. В очередной раз видим европские двойные стандарты, хотя, чего я собственно хотела...

Залезла в кабину. Кресла давно отрегулировала, как и педали с рукояткой управления. Слева довольно дикая система с велосипедной цепью для управления закрылками. Справа прямо перед глазами вертикальная стойка с красной надписью "Ферботтен", ну, да ладно! Надо собраться и выполнять предполётную легенду. Запуск мотора могу производить уже без колодок, здесь есть тормоза, но пока решили с Евграфовичем не умничать, делать как привыкли, всё равно колодки надёжнее тормозов. Сейчас он по часовой стрелке делает положенные шесть полуоборотов винта, потом отойдёт, и я запущу мотор. Сижу, верчусь на попе, прилаживаюсь на парашюте, давно проверила ход рулей, элеронов, опустила закрылки и выдвинула предкрылки, элероны в посадочном положении, то есть в варианте закрылков... Время! Сегодня у бомберов вылет, они улетели меньше получаса назад, и до их возвращения у меня согласовано окно на подлёты и опробование самолёта, так, что тянуть нельзя! Вдохнула-выдохнула! Поехали...

Всё непривычно, мотор звучит иначе, обороты другие и вибрация иначе в кабину передаётся, по-другому всё... Выдернуты колодки, Панкратов едва дотягивается до законцовки крыла, чтобы по ней хлопнуть, выпуская меня в полёт (высоко расположены крылья у Тотошки). Отпускаю тормоза и дёргаюсь от неожиданности, что самолёт поехал ещё до того, как я увеличила мощность двигателя. Встряхнуло, аж горячей волной адреналин окатил. "Так! Ласточка! Успокоилась! Привыкай! Это другой самолёт! Ты привыкла, что У-двасик костыль как якорь держит!" - сделала себе внушение, стало легче, поехала на взлёт. Едва вырулила, как заждавшийся меня "финишёр" скорее махнул мне флажком и пошёл, курить наверно хотел. Я же стала выстраивать свой курс по полосе. Ну, чтож-ж-ж-ж...

Встала на тормоза, добавила мощности, отпустила, покатила и... Лечу... Блин! Вот ничего же ещё не сделала... Да! Летучий самолётик... Вниз не хочет, пришлось сбрасывать обороты... Развернулась и пошла на подлёты. На третьем подлёте уже поймала ощущения и момент отрыва. С пятого ушла на пилотаж...

Обзор куда лучше, чем был у Барбоса, никакого нагромождения сзади, хотя в искривлённый выпуклый плекс, в который вставлен авиационный пулемёт видимость далеко не идеальная. Но вот то, что нет сверху крыльев под которые приходилось всё время подглядывать очень облегчает осмотр верхней полусферы, хотя к осмотру из кабины ещё придётся привыкать, это совсем не так, как в очках смотреть из открытой кабины, здесь ещё переплёты остекления мешают. В очках мне гораздо удобнее, хотя наверно это не удобство, а привычка...

Кручу головой, смотрю во все стороны и ЛЕЧУ!!! Я снова в небе! Я ЛЕЧУ! Перевела элероны в полётное положение, теперь они работают как обычные элероны, убрала закрылки, предкрылки в первом полёте решила не трогать, они нужны только для увеличения скорости, а при малых скоростях не мешают, скорее наоборот. С предкрылками и триммерами буду разбираться в следующий раз, сегодня я в первом полёте знакомлюсь с моим Тотошкой.

И правда уже моим, я за эти дни его весь облазила, всё посмотрела, ручками своими потрогала. Когда я первый раз к нему подошла и оказалось, что порожек кабины на высоте почти полтора метра, я в ступор впала, первая мысль возникла, что мне лесенку теперь с собой возить придётся... Оказалось всё проще, на задней нижней опоре шасси есть специальный штырь на косынке, в качестве ступеньки, а второй шаг либо на подкос крыла, либо сразу в кабину, если ноги длинные. Вообще, этих опорных штырей оказалось несколько, не только для залезания в кабину, но и для подъёма на верх крыла к бакам и кабине, для доступа к мотору. Вот, чего у немцев не отнять, так это продуманности и удобства, особенно в мелочах. Если где-то какая-то непонятная фигулина торчит, то можно дать голову на отсечение, что она для чего-то нужна и торчит здесь специально, а не потому, что кто-то забыл этот излишек на заводе срезать. Вообще, когда познакомилась ближе с устройством Тотошки, то прониклась его живучестью и ремонтопригодностью, которыми он едва ли сильно уступает У-двасику, вопрос только в том, что некоторые уникальные немецкие узлы на заводе не закажешь. А использование тех же привычных материалов только увеличивает этот актив. И если на Барбосе изначально стоял полковой номер двадцать шесть, то теперь получив полную свободу в этом вопросе я попросила нарисовать на Тотошке девятку, как у капитана Титаренко в фильме. Панкратов хотел семёрку, или двадцать семь, дескать цифра красивая, да и у Ивана двадцать четыре на самолёте, но потом сошлись на девятке, которая красуется теперь сразу за звёздами на хвостовой части.

Ушла в пилотажную зону, покрутилась там. Самолёт оказался более строгим, чем учебный аппарат Поликарповского бюро, в штопор слетел моментально и пришлось из него выводить, но при этом летучесть не намного меньше, хотя планировать почти как на планере на нём не выйдет, то есть заходы на посадку с планирования возможны, но не с таких расстояний, как на У-двасе. Закрылки и предкрылки значительно увеличивают подъёмную силу, но требуют скорости, которую съедают, вот и выходит, что планирование за счёт увеличения подъёмной силы этих приспособлений не такое же эффективное, как у четырёх крыльев У-двасика.