Сергей Арьков - Петля [CИ]

Ломать голову на эту тему не имело смысла, к тому же, хватало куда более важных проблем. Рана на ноге опять начала кровоточить, и Андрей понял, что она не даст ему житья, если он как-то не зашьет ее. Только вот - как и чем? Он поднял с пола один из кривых гвоздей и поднес его к лицу. Кончик затупился, что можно было исправить, заточив его о бетонную стену, но превратить гвоздь в иголку было невозможно, в первую очередь из-за его толщины. Если только аккуратно прокалывать края раны, просовывать в получившиеся дырочки нитку, и.... Андрея замутило, стоило только воображению нарисовать эту замечательную картину.

Но вот он посмотрел на напитавшуюся кровью штанину, и идея, только что казавшаяся невозможно чудовищной, предстала как единственный выход из положения. С глубокой открытой раной на ноге, которая будет кровоточить всякий раз, как он пошевелится, нечего и думать о том, чтобы преодолеть десятки, если не сотни этажей и добраться до поверхности. Гораздо раньше он свалится от потери крови или подхватит заражение, что тоже не приведет ни к чему хорошему.

Андрей собрал рассыпанные по полу гвозди, выбрал самый тонкий из них, и, подойдя к стене, приступил к заточке.

Глядя на грубо заштопанную рану, вспотевший и истекший слезами Андрей никак не мог поверить, что осилил это. Самым трудным делом оказался первый прокол - всякий раз, подводя к ране руку с гвоздем, Андрей тут же отдергивал ее, пытаясь оттянуть неизбежное самоистязание. Да еще начал придумать всякие отговорки, дескать, зачем все это, рано или поздно его обязательно найдут и спасут. Ага, найдут, как же!

Когда в твое мясо вонзают гвоздь, это больно, но когда делаешь это сам, да еще намеренно, больнее бывает раз в десять. Нитку Андрей добыл из своей рубахи, после чего, не зная, как бы ее дезинфицировать, сунул в рот и смочил слюной. Будет от этого толк или нет, он не знал, но хоть что-то. Приходилось вначале протыкать дырочку, а затем при помощи того же гвоздя проталкивать в нее нить, и все это грязными, третьи сутки не знавшими мыла, руками. Рана от такого с собой обращения обильно кровоточила, даже жгут толком не помогал.

Андрею много раз доводилось слышать о том, что можно как-то отрешиться от боли, воспринимать ее отдельно от себя, просто, как факт, и потому не особо страдать. По его глубокому убеждению, нести такую чушь мог лишь тот, кто никогда не штопал свое тело кривым гвоздем и грязной ниткой. Однако ближе к концу процедуры он не то что привык к боли, а просто смирился с ней. Легче от этого, конечно, не стало, но, по крайней мере, у него перестали так сильно трястись руки. Даже узел завязал с первой попытки.

Зашитую рану он перевязал сверху вторым рукавом от рубахи, потому что первый насквозь пропитался кровью и ни на что не годился. Закончив врачевание, Андрей испытал невероятное облегчение, будто только что совершил эпический подвиг. Рана зверски болела, хотя эта боль была, конечно, несравнима с той, что сопровождала весь процесс штопки. Андрей кое-как натянул штаны, но не нашел в себе сил подняться на ноги. Потеря крови и нервное напряжение заметно ослабили его. В таких случаях хорошо помогает взбодриться тарелка наваристого борща с солидным куском говядины, но от одной мысли о еде Андрею хотелось кого-нибудь придушить. Все равно кого, лишь бы у него оказались заветные тюбики.

Андрей как сидел, так и задремал на полу у стены, а проснувшись, почувствовал, что его колотит от холода. Зад и спина промерзли так, что потеряли чувствительность, заштопанная нога отозвалась резкой болью на первую же попытку шевельнуть ею. Андрею было жаль свой израненный организм, но он не мог прописать ему постельный режим. Никто не принесет ему покушать, и если он вздумает полежать здесь еще немного, то рискует больше никогда не встать.

Превозмогая слабость и боль, Андрей поднялся на ноги и, опираясь на копье, как на костыль, вышел в коридор. Убитый им человек лежал все там же, и Андрей, при взгляде на него, обозвал себя такими словами, каковые не стерпел бы ни от кого постороннего. Мало ему было Олиной школы. Теперь и этот педагог внес свою лепту в образовательный процесс. А ведь, казалось бы, все для себя уяснил - убивай или будешь убит. Нет же, колебался, медлил, и получил в итоге еще одну проблему. На ногу наступать больно, шевелить ею и то больно. Как с такой ногой он полезет на шаткую стремянку? И зачем? Чтобы грохнуться оттуда на твердый бетон и сломать себе что-нибудь? Если повезет, то сразу шею. А если не повезет....

Грязные ругательства так и рвались наружу, но Андрей попытался взять себя в руки и не скатываться до истерики. Ситуация, конечно, была скверная, причем стала таковой исключительно по его собственной вине. Не проявил должной бдительности с Олей, и остался без всего добра, колебался с этим типом, и получил ранение. Логика подсказывала, что пора бы уже браться за ум и поступать правильно. Притом так, как правильно здесь, а не где-то еще, где он жил прежде.

Тащить лестницу с такой ногой он не мог, тут себя бы дотащить, так что Андрей решил подниматься налегке до тех пор, пока впереди будут освещенные пролеты, а потом сориентироваться по обстановке. В этом месте глупо было планировать что-то даже на час вперед, а уж более долгий срок, вроде суток или недели, не стоило и рассматривать.

На каждом этаже приходилось устраивать долгий привал, потому что сил не было совсем, и с каждой минутой они убывали, а боль в ноге только усиливалась. Преодолев восемь лестничных пролетов, Андрей понял, что совершает медленное самоубийство. Не за горами тот миг, когда он сядет на бетон и уже не сможет оторвать от него свой зад. Этот бессмысленный подъем к возможному выходу является пустой тратой сил, которых и так осталось с гулькин нос. Ему нужно безопасное место, где он мог бы отлежаться, пока рана на ноге заживет, и ему нужна еда, без которой он, так или иначе, обречен. В этом месте есть лишь один способ добычи пропитания, и избегать его далее невозможно.

Андрей уже довольно долго бродил по этажу, значительно отдалившись от лестницы. Ходить по ровной поверхности было не так больно, как подниматься по ступеням, так что он мог позволить себе двигаться достаточно быстро и делать меньше привалов для отдыха. Коридоры сменяли друг друга, от однообразных пустых комнат уже рябило в глазах. Прежде Андрей боялся встречи с людьми, теперь же он буквально мечтал о ней, притом, чем быстрее, тем лучше. Раненый, ослабленный голодом и кровопотерей, он являл собой жалкое зрелище, но еще мог наскрести силенок на скоротечную смертельную схватку. Но что будет с ним через сутки? Сможет ли он тогда удержать в руках уже сейчас кажущееся слишком тяжелым копье? Гадать об этом не хотелось. Андрей мечтал лишь об одном - встретить человека. И убить его. Сразу, без колебаний. Больше он не совершит своих прежних ошибок. Больше никаких сделок и никакой жалости.