Джеймс Сваллоу - Погребенный кинжал

Приторное, всепоглощающее чувство неизбежности просачивалось в каждое действие Винтора, цепляясь за него, как будто это был запах дыма от костра.

–Сжигает себя заживо на кухне–

–Обливает свое тело амасеком и дотрагивается кончиком лхо-палочки–

Его руки всё ещё дрожали, он нашел место, где была потайная дверь, и прижал шифрованный ключ к каменной колонне. Какое–то мгновение ничего не происходило, и Винтор почувствовал зарождение безумной паники, но затем колонна застонала и сдвинулась, открыв проход позади себя. Холодный сухой воздух вырвался наружу, принеся с собой резкий запах дезинфицирующих средств.

Он отважился войти, холод металлического пола крал тепло сквозь подошвы его тонких кожаных ботинок.

Миновав точку невозврата, Винтор с ужасом двинулся вперед. Он не хотел быть здесь. Он ничего этого не хотел. Однако нет никакой возможности вернуться в тот день в саду, в тот момент, когда они впервые заговорили.

Предложение сыграть и бокал венерианского вина. Если бы только он мог взять свои слова обратно.

Еще один горький смешок.

— Он бы никогда не позволил мне сказать «нет», — голос Винтора эхом отразился от узких стен. Впереди коридор расширялся, превращаясь в лабораторное пространство, заполненное механизмами и медицинскими приборами утраченной Эры Технологий. Паукообразные медные штуковины и белые керамические конструкции тихо и старательно работали над узлами чахлой эмбриональной плоти, плавающими в стерильных камерах.

Сухая, холодная атмосфера комнаты; жесткий, бесцельный белый свет, шепчущие машины — все это вызывало у Винтора такой ужас, какого он никогда раньше не испытывал. Первобытный, изначальный и неотвратимый, словно вплетенный в само его существо. Он оперся о стену, и его вырвало.

Я никогда раньше не был в этой комнате. Почему я так боюсь этого?

Едва его закончило рвать, как сервитор появился из настенного разъема и приблизился к нему, наклонившись для уборки.

Чувствуя головокружение и ужас, Винтор заставил себя идти дальше. Скоро Малкадор закончит пестовать своих Избранных и Странствующих Рыцарей, и тогда он может вернуться сюда. Правда была в этой комнате, Винтор неистово верил в это. Почему ещё Сигиллит не скрывал от него ничего другого, кроме этого?

Малкадор признался в стольких страшных вещах и открыл Винтору столько ужасных истин, что адъютант испугался, как бы рассказанные ему тайны не лишили его рассудка.

— Человек попроще мог бы сойти с ума, узнав их, — сказал он, задыхаясь. — Возможно, я тоже.

Малкадор открыл свою душу Винтору, снова и снова заставляя его разделять с ним самые худшие вещи. Это было в порядке вещей. И сразу же вынудило Винтора пожалеть и возненавидеть Сигиллита в равной мере.

В середине камеры он наткнулся на стазис-капсулу, внутри которой находилось тело обнаженного гуманоида мужского пола.

Но не человека, нет.

Он был стар еще до того, как стазисное поле захватило его в кокон остановившегося времени, удерживая труп на грани распада, противостоя силам природы. Тысячи тонких, как нити, зондов пронизывали бледную плоть тела, а прозрачные стеклянные стержни поддерживали его, словно он плавал в мутной воде.

Тело в капсуле было неестественно высоким, но не таким, как у человека, рожденного в условиях низкой гравитации, как у Винтора. Словно он не был биологически изменен, а родился таким.

Его лицо состояло из жестких скул и миндалевидных глаз, давно затуманенных смертью. Удлинённые уши, не имевшие мягких изгибов, странные тонкие мочки, сужающиеся к кончикам. Тело обладало изяществом и грацией, если смотреть на него, с одной стороны. Суровые, недобрые и чуждые черты лица — с другой.

Но самым тревожным фактом было то, что у тела было лицо Винтора.

— Ах, — в этом вздохе Малкадора отразилась жизнь, полная сожалений и разочарований. — Тебе не следовало этого делать.

Вздрогнув и зарыдав, Эйл не мог подобрать слов и высказать всё, увидев Сигиллита, стоящего в коридоре позади него. Его любимым трюком было одновременно находиться везде и нигде.

Винтор выпалил вопрос.

— Ты … ты действительно з-здесь?

— Разве это имеет значение? — Регент откинул капюшон. Винтор увидел, что на его одежде больше нет засохшей крови. — Это самая худшая концовка. Ты редко заходишь так далеко, — он снова вздохнул. — Мне очень жаль. Это не то, чего я хочу.

— Вот то, что ты хочешь? — прокричал вопрос Винтор, дико тыча в капсулу с телом.

— Образец ксеноса, — тон Малкадора стал тоном лектора. — Аэльдари. Я нашел его в паутине, в подземном пространстве под тем, что сейчас называется Императорским Дворцом. Это было очень давно. Тогда он был еще жив, но его сущность — его душа , если хочешь, — таяла и угасала, — Сигиллит слабо улыбнулся. — Но ты же знаешь меня, дорогой друг. Я никогда не трачу ресурсы впустую.

— Почему он похож на меня? — крикнул Винтор.

Малкадор сделал вращательное движение пальцами.

— Тут всё совсем наоборот.

— Нет, — звук, который издал Винтор, был очень слабым и дрожащим. — Нет.

Сигиллит серьезно посмотрел на него.

— Я думаю, судьба насмехается над нами. Потому что ты выбрал именно этот момент, именно этот день , чтобы сломаться. Не неделю назад, не завтра, когда это не будет иметь значения, а сегодня, — он издал горький ворчащий звук. — Если бы всё было иначе, я бы тебе объяснил. Осторожно. Деликатно. Но приближение Гора лишило меня этой возможности, — Малкадор покачал головой. — Должно быть, именно так Дорн чувствует себя каждую минуту каждого дня. Напряженный до предела, перед стеной вечности на грани раскола…

— Почему я? — настаивал Винтор, понимая только наполовину.

— Ты помнишь, где родился, Эйл? — тон Малкадора стал жестче. — Ты помнишь имена своих родителей? Твоих братьев и сестер? Место, где ты вырос?

— Ну конечно! — вопрос был нелепый. — Я… — он потянулся к памяти и нашел там только пыль. Ничего, кроме очертаний того, что должно было быть там. Пустой сосуд, в котором должно было храниться прошлое человека. — Я не… Почему я не…?

— Их не существует. Вот почему ты никогда не вспоминал и не говорил об этом. Твой ум был устроен не думать о прошлом, которого у тебя никогда не было, — Сигиллит кивнул в сторону мертвого инопланетянина. — Потребовалось много времени для изучения структуры их генетического материала, но адаптация была возможна. Он умирал, когда я его обнаружил, понимаешь? Но даже в эти мгновения я понял, что за существо нашел. Родственную душу. Что–то почти бессмертное, с интеллектом, который не уступал моему, — он вздохнул. — Так мало тех, кто может сравниться со мной. Можешь ли ты винить меня за то, что я хочу с кем–то поговорить? Довериться кому–нибудь и не сойти с ума?