Джозеф Стейтен - Контакт на Жатве [litres]

– Подобного реликвария не находили на протяжении наших жизней, – сказал Спокойствие. – Каждый из этих священных объектов – благодать для истинных верующих!

Стойкость глубже зарылся в алые подушки. Благодать? Он не был в этом уверен. Ему, министру, предстоят кошмарные переговоры по распределению тысяч реликтов. Но в качестве иерарха он мог бы распределить реликты с наибольшей выгодой для Ковенанта. Стойкость слизнул мятную пленку, все еще пощипывающую кожу, с губ. И никто не будет властен изменить его решение.

Жатва, 19 января 2525 года

Эйвери в одиночестве расхаживал вдоль рядов деревьев в одном из огромных фруктовых садов Жатвы. По обе стороны от него ветки гнулись под тяжестью поразительной смеси фруктов: абрикос, вишня, слива и много других, покрытых капельками холодной утренней росы. Он сорвал яблоко и протер его. Зеленая кожица была такой глянцевой, что сияла, будто облитая пламенем. «Воскресенье, – подумал морпех. – Воскресенье…» Почему он решил, что нынче воскресенье? Странно…

Эйвери бросил яблоко и протянул руку к стволу. Воздух здесь был холоднее. Эйвери нащупал округлый предмет – грушу – и, сорвав, поднес ко рту. Но едва смог прокусить кожицу. Его передернуло. Груша промерзла насквозь. Эйвери провел рукавом по губам и удивился, увидев на себе гражданскую одежду: тесную и короткую белую накрахмаленную рубашку, едва доходящий до пупка галстук с огуречным рисунком и потертые броги.

«Нет таких мальчишек, которые не портили бы свою одежду…» – услышал Эйвери голос тети, пронесшийся между обледенелыми листьями.

Ветки задрожали в потоке воздуха. Эйвери поднял голову и увидел идущий на бреющем «шершень». Аппарат с крыльями, ярко сверкающими под солнцем, заложил вираж и исчез за деревьями. Эйвери бросил грушу и побежал за самолетом.

И чем дальше он бежал, тем теплее становились ветки. Вода струилась по гладким листьям и капала с фруктов дождем. Быстрая искусственная оттепель в самом разгаре.

Эйвери почувствовал порыв влажного воздуха, ставшего невыносимо горячим. Морпех закрыл глаза; веки обжигало. Ветки уступили чему-то жесткому: двустворчатой деревянной двери.

Вбежав в придорожную столовую, Эйвери обнаружил, что там, кроме двери, уцелело не многое. Крыша сорвана начисто, стены в трещинах, окна выбиты. Все столы и стулья обгорели и пахнут дымом. Вдалеке сидят четверо – семья, – и только их яркие одежды не покрыты сажей. Один из детей – тот самый мальчик, которого хотел спасти Эйвери, – оторвался от тарелки с блинами и помахал ему. Морпех помахал в ответ; мальчик откусил кусок блина и указал на барную стойку. Эйвери повернулся и увидел на табурете женщину в изумительном серебристом платье.

– Это официальное дело, – сказала Джилан, повернувшись.

– Я знаю, – ответил Эйвери, подняв руку, чтобы поправить галстук.

Но на нем уже не было поношенной церковной одежды. Теперь он носил матово-черную броню.

Джилан нахмурилась:

– Наверное, мне следовало пригласить кого-нибудь другого.

Она взяла с колен сумочку – не зеркальную, которая была на празднике солнцестояния, а бордовую, как у смертницы. Небрежно сунула руку внутрь, словно хотела найти помаду.

– Осторожнее, мэм! – воскликнул Эйвери. – Это небезопасно!

Надо было подскочить и выхватить сумочку, но ноги будто приросли к полу. Эйвери услышал рев двигателей «шершня» и увидел на стойке его подрагивающую тень. Мальчик за столом начал задыхаться.

– Расслабьтесь, – сказала Джилан. – С вами все будет в порядке.

Эйвери застонал и опустился на колено. Броня стала невыносимо тяжелой. Чтобы не упасть, он уперся руками в перчатках в усыпанный пеплом пол. Сквозь прищуренные глаза увидел отпечатки ботинок: следы безумной пляски морпехов, пытавшихся окружить объект.

Джилан повторила свои слова. Но теперь ее голос казался эхом, гуляющим где-то за стенами столовой, однако говорила она на ухо Эйвери:

– Расслабьтесь. С вами все будет в порядке…

Так и вышло. Мощные лекарства, благодаря которым он пребывал в бессознательном состоянии после схватки на борту грузовоза, были выкачаны из вен, как вода. Он ощутил тягу воображаемого отлива и позволил себе опуститься на дно. Наконец Эйвери медленно открыл глаза.

– Вот и хорошо, – сказала Джилан, стоя рядом с кроватью. – С возвращением.

Эйвери догадался, что видел сон, но удивился преображению женщины. Теперь на капитан-лейтенанте был светло-серый приталенный комбинезон с высоким воротником – повседневная форма офицеров УФР. Она стояла с левой стороны кровати. Справа был губернатор Тьюн.

– Сколько я провалялся? – прохрипел Эйвери, оглядывая помещение.

Он находился в небольшой комнате со стенами кремового цвета и медицинским оборудованием; трубка внутривенной капельницы заканчивалась иглой, сидящей в его правой руке. Пахло антисептиком и отбеленным постельным бельем. Госпиталь, подумал он, и подозрение оправдалось, когда Джилиан взяла графин с каталки и наполнила ледяной водой стакан с надписью «Мемориальная больница Утгарда».

– Почти два дня, – ответила она, протягивая стакан Эйвери. – У вас черепная травма.

Эйвери приподнялся на локте и выпил воду медленными глотками.

Воскресенье… Они с Берном поднялись в «Теплом приветствии» на Тиару и сели в шлюп Аль-Сигни «Путь позора». Штаб-сержантов проинструктировали и вооружили, а в 9:00 они спрятались на грузовозе-ловушке.

– Что с Берном?

– Он в порядке. Зашил рану еще до того, как мы вернулись. Ваш медик высоко оценил его швы. – Джилан поставила графин на столик. – Он спас вас. Успел перетащить на грузовоз, прежде чем другой корабль взорвался.

– Я не помню этого, – нахмурился Эйвери.

– А что вы помните? – спросил губернатор. Казалось, тесное помещение сковывает Тьюна; веселый здоровяк, каким он запомнился Эйвери, теперь выглядел грозно. – Расскажите о миссии подробно.

Эйвери сдвинул брови.

– Палата не прослушивается, и вы единственный пациент в этом крыле, – успокоила его Джилан. Потом кивнула на губернатора: – Я уже сказала все, что знаю.

Эйвери потянулся к ряду кнопок на боковом поручне. Зажужжали моторчики, и кровать подняла его в сидячее положение. Он угнездил стакан на одеяле между колен. Морпех почувствовал себя в родной стихии: стандартный доклад начальству о проведенной операции. Но он говорил лишь с минуту – только начал описывать схватку с инопланетянами, как Тьюн проявил нетерпение.

– Как они общались между собой? – спросил он, сложив на груди большие руки.

– Сэр?

Тьюн потел в хлопчатобумажной рубашке – под воротником и под мышками появились синеватые пятна.

– Вы не заметили какие-нибудь приборы связи? Не обратили внимания, как пришельцы разговаривают друг с другом или с кораблем?