Олег Горос - А утром пришел Фо… [litres]

– Девушку! – ответил я и, быстро взглянув на Антона, заметил пошлую улыбку. – Не веришь? Она стояла прямо передо мной, в парилке. Я видел ее так же ясно, как сейчас тебя, и…

– Она была как фотомодель и в чем мать родила, – все так же многозначительно ухмыляясь, закончил за меня Трошников. – Что ж ты меня не позвал, дурень? Повалили бы ее на лавку…

– Да пошел ты! Я же серьезно! Когда ты открыл дверь, она исчезла.

– Ах, ну да, конечно. Ведь она только тебя хотела.

Я резко встал.

– Э-э-э, Зверек, успокойся! Я же пошутил. Да ладно тебе, что такого? Ну, увидел ты девку, и что с того? Приснилось или померещилось. Все же лучше, чем монстра увидеть. Задремал небось.

– Говорю же тебе, я не спал! А еще… – Я запнулся. – По-моему, именно ее я видел ночью у поста, перед тем как все началось. Как думаешь, у Петровича может быть дочь?

– Ага, гарем! Почему нет, в таком-то доме? – Трошников хлопнул меня по здоровому плечу. – Ну, братан, да ты и в самом деле глюкуешь. Суди сам: я ее не видел, проскочить мимо она не могла, да и там остаться тоже. Хотя, может, под лавкой посмотреть? К тому же какая дура попрется к двум таким дюже гарным хлопцам в баню, чтобы потом оттуда смыться ни с чем? – И Трошников, вздохнув, добавил: – Как ни крути, Зверек, тут на много километров вокруг ни одной бабы. А жаль!

– Жрать охота так, что я бы даже вчерашний овес схавал, – сказал Антон. – Может, Петрович сообразит чего?

То, что он «сообразил», стало ясно, едва мы распахнули дверь бани. По дому благоухал такой аромат, что у нас заурчало в животах. Запах привел нас на кухню, и мы остолбенели: нас ожидал накрытый стол, роскошью не уступающий самому жилищу. Мой голодный взгляд метался от блюда к блюду, выхватывая какие-то салаты, мясо, рыбу… Я только теперь понял, насколько проголодался.

– Я держу небольшое хозяйство, – ответил на наши вопросительные взгляды восседающий во главе стола Петрович. – Вот, решил вас побаловать.

С трудом сдержав порыв немедленно наброситься на еду, мы с Антоном чинно сели за стол, взяли вилки и принялись манерно набивать животы. Ведь в таких барских хоромах и вести себя нужно подобающе. При этом краем глаза я отметил, что обстановка в кухне столь же роскошна, как и все в этом доме. Стены уложены белоснежным кафелем с золотистым орнаментом. Вдоль стен столь же белая, сверкающая полировкой мебель. А такую бытовую технику: вытяжку, микроволновку, огромную блестящую плиту, посудомоечную машину – я и вовсе до этого видел лишь на картинках в глянцевых журналах.

– Не стесняйтесь вы так, – сказал Петрович, заметив нашу неловкость.

Я же в очередной раз отметил, что его заношенная, некогда белая майка, армейские потертые штаны и расстегнутая рубашка цвета хаки никак не сочетаются с окружающей нас роскошью.

– Скажите честно, чьи это хоромы? – не выдержал Трошников. – Наверняка ведь это какая-нибудь генеральская дача, а вы лишь за ней присматриваете. Ведь таких апартаментов нет даже у командира нашего полка.

– Скажем так, этот дом действительно принадлежал когда-то весьма важному человеку, – уклончиво ответил Петрович. – Командиру особой воинской части.

– Но ведь тут нет поблизости никаких частей! – воскликнул я.

– Сейчас нет. Когда-то была.

– Ее что, расформировали?

Петрович не ответил. Вместо этого встал и молча поставил на стол бутылку и три стопки:

– Выпейте, ребята. Вам надо.

Мы выпили, затем еще.

– Курить можно? – спросил Трошников. И когда Петрович молча выставил на стол пепельницу, добавил, глядя на выглядывающую из кармана его рубашки пачку: – Есть сигарета?

Это притом, что я видел, как мой приятель оставшиеся в бане полпачки сунул себе в карман. В этом весь Антон. Будь он каким-нибудь прапорщиком-начпродом, уверен, воинская часть бы разорилась: бойцы сидели бы голодными, а содержимое складов перекочевало бы на прилавки магазинов местных торговцев-барыг, ну а выручка – в карман доблестного прапорщика Трошникова.

Щедрый хозяин дома улыбнулся и протянул Антону сигареты. Когда он доставал пачку, вместе с ней из кармана выскользнула какая-то бумажка. Петрович попытался поймать ее на лету, однако та спланировала на пол и опустилась аккурат у моих ног. Я поднял ее. Это оказалась черно-белая фотография, слегка пожелтевшая от времени и помятая. С нее, улыбаясь, смотрели мужчина, женщина и прижавшийся к их коленям мальчик на вид лет пяти. Мужчина на фотографии был явно Петровичем. Он мало изменился с тех пор, видимо, времени прошло не так много. Только сейчас отросшие густые усы внешне прибавляли лет. Одетой в летнее платьице женщине – блондинке с длинными вьющимися волосами – было на вид лет двадцать пять. Мальчик, скорее всего, их сын, так как внешне был похож на обоих.

– Петрович, это кто, ваша семья? – спросил я, вернув ему фото.

Тот вскользь глянул на фотографию и тут же спрятал ее обратно в карман, при этом не проронив ни слова. Лишь взял стопку и молча выпил.

«Если у Петровича есть семья, кто знает, быть может, та девушка какая-нибудь его родственница?» – подумал я. У меня все не выходило из головы недавнее видение.

– Они тоже тут живут? – как бы невзначай спросил я.

– Нет, они не здесь, – ответил Петрович.

– Неужели вы один обитаете в таких хоромах? – довольно нагло не сдавался я. Если она отсюда, я должен это знать!

– Один, – ответил Петрович и, пристально взглянув на меня, спросил: – А что?

– Ну… Просто мне показалось, что я кое-кого тут видел…

– Да? И кого же?

– Девушку! – Я тоже с вызовом посмотрел ему в глаза. Давай-давай, колись!

– Я здесь один! – твердо повторил Петрович. И эта твердость насторожила. Он явно что-то о ней знает!

Петрович вдруг встал.

– Мне нужно кое-куда сходить, прогуляться, – сказал он, сняв с вешалки плащ и взяв вещмешок. – А вы пейте, ребята. В холодильнике, если что, еще бутылка.

– Но я же видел тут девушку! – воскликнул я. – Так же ясно, как сейчас вас! Она даже говорила со мной!

Петрович обернулся.

– Вполне возможно, – спокойно ответил он. – Все дело в тумане. Это газ… он очень токсичен и влияет на психику. А вы дышали им довольно долго. Так что запросто можно увидеть галлюцинации.

– Зверек, так ты был прав насчет газа! – Антон глянул на меня с уважением.

Но меня аргумент не убедил. Кто и что угодно может быть глюком, но только не она!

– В общем, я скоро вернусь, – сказал Петрович и, перед тем как захлопнуть за собой дверь, добавил: – И помните: на улицу – ни шагу!

– Ага! На улицу… – усмехнулся Трошников. – Да ни за какие коврижки!

«Токсичен и влияет на психику… – обдумывал я слова Петровича. – Выходит, кое в чем я все-таки оказался прав! Так, быть может, и монстры – лишь порождения нашего отравленного разума?» Однако тут же вспомнились слова Бабина: «Не-е, Зверек, галюны на запчасти людей не разрывают…» Так или иначе, но этот Петрович многое знает, а значит, должен рассказать!