Кейт Лаумер - Избранные произведения в одном томе

Все рассмеялись и выпили.

— Ну ладно, думаю, пора по домам, — сказал один из мужчин.

Остальные согласились и встали, грохоча стульями. Когда последний из жителей деревни покинул пансион, туда вошел Блаувельт. Он сел напротив Крива.

— Ты… э-э… останешься у нас на ночь? — поинтересовался Блаувельт.

— Думаю, нет. Мои дела здесь завершены.

— В самом деле? — напряженно спросил Блаувельт.

Крив выжидающе посмотрел на него.

— Ты прекрасно знаешь, Крив, что ты обязан сделать.

— Я? Сделать? — Крив отпил из стакана.

— Черт побери, неужели я должен тебе это объяснять? Пока эта чертова машина была всего лишь деревенским дурачком-переростком, все было в порядке. Ну подумаешь — просто нечто вроде памятника войны, не более того. Но теперь, когда я увидел, что он может сделать. — Бог ты мой, Крив, — мы не должны рисковать, держа в центре городка действующего убийцу. Никто не может быть уверен, не взбредет ли электронным мозгам Бобби опять пострелять.

— Все сказал? — поинтересовался офицер.

— Мы не неблагодарные скоты, просто…

— Вали отсюда.

— Погоди, Крив. Послушай…

— Вали отсюда. И никого не подпускай к Бобби, понял?

— Ты хочешь сказать?..

— Я сам позабочусь об этом.

Блаувельт встал.

— Ага, — сказал он. — Конечно.

Когда Блаувельт ушел, Крив встал, бросил на стол деньги, поднял с пола командный передатчик и вышел на улицу. На дальнем конце городка раздавались крики — там собралась толпа, чтобы полюбоваться фейерверком. Желтая ракета взвилась вверх и рассыпалась на сотни золотых огоньков, падающих вниз и гаснущих…

Крив направился к центральной площади. На фоне звездного неба неясно вырисовывался огромный черный силуэт Боло. Крив стал перед машиной и посмотрел вверх — на уже запачканные флажки, на букет увядших цветов, свисающий из дула орудия.

— Механическое подразделение номер девять-пять-четыре, ты знаешь, зачем я здесь? — тихо спросил он.

— Я вычислил, что моя полезность как инструмента ведения войны практически исчерпана, — отозвался тонкий скрежещущий голос.

— Это так, — сказал Крив. — С помощью приборов я проверил зону радиусом в тысячу миль. Здесь больше не осталось действующих вражеских машин. Та, которую ты уничтожил, была последней.

— Она честно выполняла свой долг.

— Это произошло из-за моей ошибки, — признался Крив. — Инопланетяне спроектировали машину так, чтобы та засекала сигналы нашего командного передатчика и уничтожала его. Когда я включил свой передатчик, она начала действовать. А ты, как и следовало ожидать, засек противника и направился на перехват.

Машина промолчала.

— Ты мог все же спасти себя, — сказал Крив. — Если бы потопал дальше и укрылся в джунглях, вероятно, прошли бы столетия, прежде чем…

— Прежде чем другой человек явился бы сделать то, что должно быть сделано? Нет, лучше я умру сейчас от руки друга.

— Прощай, Бобби.

— Поправка: Механическое подразделение номер девять-пять-четыре по боевому расписанию.

Крив нажал кнопку. Казалось, на огромную машину пала черная тень.

На краю сквера Крив оглянулся назад. Он поднял руку в прощальном салюте, а потом медленно пошел по пыльной улице, белой в свете восходящей луны.

Глубоко, очень глубоко в недрах планеты корни, крепкие, как стальная проволока, прощупывали стеклянистый песок, глину и пласты рыхлого сланца, отыскивая и сортируя редкие элементы, поглощая кальций, азот и железо.

Еще глубже другая система корней намертво впилась в материковую породу; чувствительные клетки-рецепторы регистрировали микроколебания планетной коры, смену приливов и отливов, вес каждой выпавшей снежинки, шаги диких зверей, что охотились в двухкилометровой тени гигантского янда.

Далеко на поверхности необъятный ствол, массивный, как скала, и окруженный мощными контрфорсами, возносился на восемьсот метров ввысь, простирая огромные ветви.

Дерево смутно осознавало прикосновение воздуха и света к своим бесчисленным листьям, щекочущее движение молекул воды, кислорода, углекислоты. Оно отзываюсь на легчайшие порывы ветра, поворачивая гибкие черешки так, чтобы каждый лист оставался под нужным углом к лучам, пронизывающим толщу кроны.

Долгий день шел к концу. Воздушные течения свивали свои причудливые узоры вокруг янда, солнечное изучение менялось по мере движения паров в субстратосфере; питательные молекулы плыли по капиллярам, камни чуть поскрипывали в подземном мраке. Дерево, необъятное и несокрушимое, как гора, дремало в привычном полусознании.

Солнце клонилось к западу. Свет его, пронизывая все более толстые слои атмосферы, приобретал угрюмо-зловещий желтый оттенок. Мускулистые побеги поворачивались, следуя за потоком энергии. Дерево сонно сжимало почки, пряча их от надвигающегося холода, подстраивало теплоотдачу и испарение с листьев под ночной уровень излучения. Ему снилось далекое прошлое, свободные странствия в животной фазе. Давным-давно инстинкт привел его на эту скалу, но оно хорошо помнило рощу своего детства, древо-патриарха, споровых братьев…

Темнело. Поднимался ветер. Сильный вихрь налетел на громаду янда; мощные ветви заскрипели, сопротивляясь; листья, обожженные холодом, плотно прижались к гладкой коре.

Глубоко под землей сеть корней еще крепче охватила скалы, передавая информацию в дополнение к идущей от лиственных рецепторов. Зловещие волны шли с северо-востока; относительная влажность поднималась, атмосферное давление падало — все вместе это означало надвигающуюся опасность. Дерево шевельнулось, волна дрожи пробежала по необъятной кроне, стряхивая ледяные кристаллы, уже наросшие на теневых сторонах ветвей. Сердцемозг резко увеличил активность, разгоняя эйфорическое забытье. Долго дремавшие способности медленно вступали в действие — и вот наконец дерево проснулось.

И мгновенно оценило ситуацию. Над морем собирался сильнейший тайфун. Принимать какие-либо меры поздно. Пренебрегая болью, дерево выбросило аварийные корни — восьмисантиметровой толщины тяжи крепче закаленной стали — и вцепилось ими в скалы в сотне метров к северу от основного корня.

Ни на что другое времени не оставалось. Дерево бесстрастно ожидало наступления шторма.

— Внизу-то буря, — сообщил Молпри.

— Не дрейфь, проскочим, — процедил Голт, не отрываясь от приборов.

— Поднимись и зайди заново, — настаивал Молпри вытягивая шею из противоперегрузочной койки.

— Заткнись. На этом корыте командую я!

— Торчи тут взаперти с двумя психами, — пожаловался Молпри. — С тобой, да еще с этим недотепой.

— Кончай вонять, Мол. Мы с недотепой от тебя уже устали.

— После посадки, Молпри, я с тобой поговорю отдельно, — вмешался Пэнтелл. — Я предупреждал, что мне не нравится слово «недотепа».