Кейт Лаумер - Избранные произведения в одном томе

— Что, опять? — усмехнулся Голт. — А с прошлого раза у тебя все зажило?

— Не совсем, — вздохнул Пэнтелл. — Что-то у меня не очень заживает в космосе…

— И думать забудь, Пэнтелл, — объявил Голт. — Здоров он для тебя. А ты, Мол, кончай к нему цепляться!

— Уж я бы кончил, — пробурчал Молпри. — Я б его, паразита, кончил!..

— Побереги энергию, — оборвал Голт. — Внизу понадобится. Если и сейчас ничего не найдем — нам крышка.

— Капитан, можно мне пойти в полевую разведку? Моя подготовка по биологии…

— Нет уж, Пэнтелл, побудь-ка ты на корабле. И не лазь никуда, просто сиди и жди. Второй раз мы тебя и вдвоем не дотащим.

— Это же случайно вышло, капитан!

— Да, и в позапрошлый раз тоже. Не надо, Пэнтелл. Хороший ты парень, только обе руки у тебя левые и все пальцы безымянные.

— Я тренирую координацию, капитан! И еще я читал…

Корабль тряхнуло при входе в атмосферу, и Пэнтелл взвизгнул:

— Ай! Опять рассадил локоть…

— Не капай на меня, бестолочь! — рявкнул Молпри.

— Тихо! — прикрикнул Голт. — Мешаете.

Пэнтелл, сопя, прикладывал носовой платок к ссадине. Надо наконец освоить эти упражнения на расслабление. И с силовой гимнастикой нельзя больше откладывать. И непременно заняться диетой. И уж в эту посадку обязательно выбрать момент и хоть раз наподдать Молпри — это первым делом, как только выйдем…

Казалось бы, еще ничего не случилось — но дерево знало, что этот тайфун будет последним в его жизни. Пользуясь коротким затишьем «глаза бури», оно оценило потери. Весь северо-восточный сектор онемел, оторванный от скалы; основной корень чувствовал, что его опора утратила надежность. Несокрушимая плоть янда не подвела — раскрошился гранит. Дерево было обречено: его масса стала его приговором.

Слепая ярость бури снова обрушилась на гиганта. Аварийные корни лопались, как паутина; гранитный утес раскалывался с грохотом, тонущим в вое ветра. Дерево держалось, но нарастающее напряжение в его толще уже ощущалось как острая боль.

В ста метрах к северу от главного корня почва размокла и расползлась огромным оврагом. Дождевая вода устремилась туда, подмывая миллионы корешков. Вот уже и опорные корни заскользили в раскисшей земле…

Высоко над ними ветер опять сотряс необъятную крону. Огромный северный контрфорс, державшийся на материковом граните, затрещал, теряя опору, и переломился с треском, заглушившим даже рев бури. Корни вывернулись из земли, образовав гигантскую пещеру.

Дождь тут же наполнил ее водой; потоки стекали по склону, таща с собой перебитые ветки и оторванные корни. Последний шквал рванул поредевшую крону — и победно улетел.

А на опустевшем мысу невообразимая громада древнего янда все еще клонилась — неудержимо, как заходящая луна, под грохот и стон своих лопающихся жил. Падение казалось медленным и плавным, как во сне.

Дерево еще не коснулось земли, когда его сердцемозг отказал, оглушенный невыносимой болью разрушения.

Пэнтелл выбрался из люка и прислонился к кораблю, пытаясь отдышаться. Чувствовал он себя еще хуже, чем ожидал. Плохо сидеть на урезанных рационах; придется, значит, подождать с силовой гимнастикой. И с Молпри сейчас не поквитаешься — сил нет. Ну ничего — несколько дней на свежем воздухе и свежих продуктах…

— Съедобные, — объявил Голт, обтер иглу анализатора о штанину и сунул его в карман. Перебросив Пэнтеллу два красных плода, он добавил:

— Как доешь, натаскай воды да приберись, а мы с Молпри сходим оглядимся.

Они ушли. Пэнтелл уселся в пружинящую траву и задумчиво откусил от инопланетного яблочка. Похоже на авокадо, думал он. Кожица плотная и ароматная, может быть, природный ацетат целлюлозы. Семян, кажется, нет. Если так, то это вообще не плод! Интересно бы изучить местную флору. Когда вернусь, надо прослушать курс внеземной ботаники. А может, даже поехать в Гейдельберг или в Упсалу, поучиться у знаменитых ученых. Снять уютную квартирку, двух комнат вполне хватит, по вечерам пусть собираются друзья, спорят о том о сем за бутылкой вина…

Однако я сижу, а работа стоит. — Пэнтелл огляделся и заметил вдалеке блеск воды. Покончив с плодами, он достал пару канистр и отправился в ту сторону.

— На кой черт мы сюда приперлись? — осведомился Молпри.

— Размяться все равно не помешает. Следующая посадка будет через четыре месяца.

— Мы что — туристы? Шлепать тут по грязи и любоваться видами! — Молпри остановился и, пыхтя, привалился к валуну, с брезгливостью оглядывая заполненный водой кратер, вздымающееся в небо сплетение корней и далеко вверху — целый лес ветвей поваленного дерева.

— Наши секвойи против него — одуванчики, — негромко сказал Голт. — А это ведь после той самой бури, с которой мы разминулись!

— Ну и чего?

— Ничего… Когда видишь дерево такого размера — как-то это действует…

— Тебе что — деньги за него заплатят?

Голт поморщился.

— Вопрос по существу… Ладно, потопали.

— Не нравится мне оставлять недотепу в корабле.

— Слушай, — Голт обернулся к Молпри, — чего тебе дался этот мальчишка?

— Не люблю… придурков.

— Ты мне баки не забивай, Молпри. Пэнтелл совсем не глуп — на свой лад. Может, ты из-за этого и лезешь в бутылку?

— Меня от таких воротит.

— Не выдумывай — он симпатичный парень и всегда рад помочь.

— Ага, рад-то он рад, — пробурчал Молпри, — да не в этом штука.

Сознание медленно возвращалось к умирающему сердцемозгу. Сквозь бессмысленные импульсы разорванных нервов прорывались отдельные сигналы:

— Давление воздуха ноль — падает… Давление воздуха сто двенадцать — повышается… Давление воздуха отрицательное…

— Температура сто семьдесят один градус, температура — минус сорок, температура — двадцать шесть градусов…

— Солнечное излучение только в красном диапазоне… только в синем… в ультрафиолетовом…

— Относительная влажность — бесконечность… ветер северо-северо-восточный, скорость — бесконечность… ветер снизу вверх вертикально, скорость — бесконечность… ветер восточно-западный…

Дерево решительно отключилось от обезумевших нервов, сосредоточившись на своем внутреннем состоянии. Оценка была роковой.

Думать о личном выживании бесполезно. Но можно еще выиграть время для спорообразования. Не тратя ни секунды, дерево включило программу экстренного размножения. Периферийные капилляры сжались, выталкивая соки назад к сердцемозгу. Синаптические спирали распрямлялись, увеличивая проводимость нервных импульсов. Мозг осторожно проверял жизнеспособность крупных нервных стволов, затем — сохранившихся участков нервных волокон, восстанавливал капиллярную сеть. Разбирался в непривычных ощущениях: молекулы воздуха бились в разорванные ткани, дневное излучение обжигало внутренние рецепторы. Надо было заблокировать все сосуды, зарастить капилляры — остановить невосполнимую потерю жидкости.