Кейт Лаумер - Избранные произведения в одном томе

— Любопытно, — сказал Ретиф, затягиваясь легким наркотиком местного производства. — У меня впечатление о нынешней обстановке не как о диктатуре элиты, а как об абсолютной анархии масс, — не поймите это слово превратно. Нет, действительно! Именно поэтому мы, земляне, и прибыли сюда…

— Не надо мне рассказывать, почему вы прибыли, я это прекрасно знаю! Эта ваша Комиссия Мира… Я знаю всю ее подноготную! Вы, земляне, и те злосчастные гроасцы очень энергичны. Да, мы не можем жить между собой так, как это принято у вас. Сейчас мы деремся друг с другом очень сильно, сильнее даже, чем когда-либо раньше. Наши предки, постоянно враждовавшие племенами, и то так не воевали. Мы воюем изощренно. Старое правило: тресни меня по хребту, а я тресну тебя по башке — оно сегодня уже кануло в Лету, как примитивное. Но это наша жизнь и мы не нуждаемся в том, чтобы нас мирили чужеземцы!

— Хорошо, — прихлебывая из бутылки, сказал Ретиф. — А эта ваша Группа… Как она себя проявляет?

— Пока нас мало — тринадцать членов. Но мы уже имеем некоторые средства, не говоря, понятно, уже о желании. Мы не устанем работать, пока режим на планете не изменится!

— Вы что же, хотите раздать богатство всем без исключения и в равных частях?

— Мы не сумасшедшие. Добыча есть добыча, она будет нам наградой за нашу работу, за самоотверженный труд.

— Такова, значит, ваша идея Перераспределения! — воскликнул Ретиф, всплеснув руками.

— Да нет же! — Инарп, казалось, немного запутался. — Жадность! Самое разукрашенное, разодетое чувство! Обыкновенная вековая жадность!

— Реалистично, — заметил Ретиф. — Ну, хорошо, вы с добычей. А остальные как?

— В рабство. Скажем, вам, землянам, а? Купите?

— Откуда такие мысли?

— Вы, земляне, похожи на нас. И вы, и наша Группа — выше толпы и способны ею руководить. Это раз. Я слышал, что вы испытываете удовольствие, отнимая у одного его собственность и передавая ее другому. А наше Перераспределение — разве не та же самая штука? Это два.

— Порой трудно выбрать: у кого отнять и кому передать.

— Напротив, очень просто. Обладание собственностью — это подобие моральной проказы: владельцы собственности бедны духовно. Мы их собственности лишим.

— Но если затем передать ее таким, как вы, то вместе с нею придется автоматически передать и духовную скудость, не правда ли?

— Абсолютно разные вещи, землянин, — быстро проговорил Инарп, его руки изо всех сил вцепились в край стола. — Как насчёт первой партии автоматов, танков, бомб, огнеметов? Мы ведь с вами будем заодно?

— Возможны административные проволочки, Инарп. Даже такой понятливый человек, как посол Паунцрифл, пожалуй, с трудом сможет поверить в то, что вы, простите за выражение, пока кучка оборванцев, являетесь законными наследниками престола планеты…

— А теперь я скажу самое главное, — Инарп понизил голос. — Ведь сегодняшний кризис на планете — это во многом расовые отношения.

— И что?

— Кажется, ты ничуть не взволновался, — разочарованно проговорил Инарп.

— Мне говорили, что стоит вам, землянам, только сказать это слово и вы уже начинаете подписывать чек…

— Небольшое преувеличение. Так или иначе, но этот термин едва ли применим в отношении Лумбаги. Ведь у вас нет рас в привычном понимании этого слова.

— Э, что это ты говоришь? — обиделся Инарп.

— Я заметил, — ответил Ретиф, — что у вас глаза или, скажем, уши ничем не отличаются от глаз и ушей, что живут самостоятельной жизнью где-нибудь в ближайшем леске.

— Ну хватит, Ретиф! Наш разговор принимает нежелательное направление…

— Нет, действительно, — невозмутимо продолжал тот. — У меня стойкое впечатление, что более высокие формы жизни на Лумбаге создаются простой комбинацией более низких форм.

— Я не желаю тут выслушивать твои бредовые эволюционистские доктрины! — взорвался Инарп.

— Успокойтесь. В том, о чем я говорю, нет никакого кощунства или оскорбления ваших патриотических чувств, — не унимался Ретиф. — Просто я хотел сказать, что, например, вы представляете собой венец комбинационного соединения отдельных…

— Обойдемся без перехода на личности, землянин!

— Но постойте, Инарп, ведь в сказанном мною нет ничего такого! Ну разве покажется обидным вопрос о, скажем, вашем возрасте?

— Не твоего это ума дело, Ретиф, запомни!

— Я полагал, что для переворота вам необходима помощь землян…

— Это так, но…

— В таком случае это именно моего ума дело, запомните!

— Что ж. Я точно не знаю свой возраст, — пробормотал подавленно Инарп,

— но согласно самым проверенным данным, цифра эта колеблется в районе четверти миллиона… Это, конечно, приблизительно. Даже если ты скостишь пару столетий, это не будет иметь ровно никакого значения.

— Понятно, — сказал Ретиф. — Значит, лумбаганец, у которого хроническая мигрень, больное сердце или сломана нога, просто-напросто обменивает поврежденный орган на новехонький? И вот наступает момент, когда его организм полностью обновлен и от старого не осталось и следа? Что же вы молчите?

— В общем, так и есть, — торопливо проговорил Инарп. — Вернемся лучше к тому, о чем говорили в начале…

— Так получается, что лумбаганец бессмертен?! Он никогда не умирает?! Но тогда возникает другой вопрос: а как же он появляется на свет?

— Что же это?! Для вас, чужеземцев, и правда нет ничего святого?! Ретиф?!

— Мой интерес имеет чисто научную окраску, Инарп.

— От ваших вопросов у меня создается впечатление, как будто меня окунают с головой в котел с кипящей смолой, — сказал лумбаганец. — Ты очень резво мыслишь. Вот и сейчас ты это показал. Но пропустил несколько моментов. Простейшие, так мы их называем, — свободно существующие в природе глаза, уши, различные железы, — могут соединяться в группы не более десяти особей. Например, ухо может объединиться с осязательным щупальцем или усиком. Рожденное таким образом существо будет обладать хорошей защитой от врагов — чуткий слух и тонкое осязательное чувство — это уже очень много! Затем подсоединяется пищевод. Имея уши и осязательные органы, он может уже не беспокоиться о том, что что-нибудь застанет его врасплох. Конечно, не все такие организмы выживают. Очень много так называемых эволюционных тупиков. Тогда существо распадается на составные части, которые затем, наученные горьким опытом, находят в дальнейшем более оптимальные сочетания. Несколько миллионов особей, олицетворяющих собой напряженный поиск, подбор, эксперимент — и пожалуйста: достаточно большое количество выживших организмов живут себе и наслаждаются этим! Отлично! Но!.. Существо, составленное из десяти Простейших, является венцом своего вида. Оно может почти бесконечно менять свои составные — ухо на глаз, глаз на нос, нос на нижнюю губу, — но оно не может перепрыгнуть за это число: десять! Десять Простейших, объединенные в один организм — это самое совершенное, самое сложное Простейшее. Дальнейшего восхождения, развития у этого вида нет.