Валерий Гуминский - Кровник (СИ)

— И что это? — поинтересовался я. Никакого пиетета к священному — определенно! — месту я не испытывал.

— Похоже на шаманское святилище или кладбище, — высказал свое мнение хрутт, — это же территория эвенков, они здесь рулят.

— А твое имя не от этих жрецов происходит? — я осторожно ступил на поляну, держа в руках плазмоган, готовый в любой момент испепелить врага, который мог сидеть в засаде.

— Это не имя, а погоняло, — хмыкнул Шаман, — и к тунгусам отношения не имею!

— Шаман, Тунгус — вы специально такие клички берете? — я окинул взглядом периметр и успокоился. Тихо. Даже птички не подают голос.

— А где мы живем? — усмехнулся Шаман. — Надо соответствовать. Все веруют в своих богов, и никто никому не мешает. Ты только не вздумай тут ничего трогать. Каждая вещь имеет заклятие.

— Мне это не повредит, потому что я не живу в мифологическом поле вашей планеты, — ответил я, внимательно отыскивая тропу, которая может вывести нас отсюда. Мне надоела мрачность этого кладбища. Уже, кажется, бесплотные тени умерших начинают витать над головой. Может, виной накатившей депрессии является погода? Тяжелые снеговые тучи собираются над рекой, готовясь обрушить белую крупу на замершую тайгу. Холодно и стрёмно, как говорят хрутты.

— Ну-ну, — только и сказал Шаман, — когда встретишься с Синильгой — погляжу на тебя.

Я пихнул разговорившегося хрутта в спину, чтобы тот перестал болтать языком. Нырнув под разлапистые ветви древней сосны, мы встали на тропу и молча продолжили движение. Тропа словно норовила запутать нас, то исчезая, то вновь появляясь под ногами. Но я заметил, что она постепенно уводила нас от берега реки, все дальше и дальше в лес. И вдруг звуки шумящей на перекатах воды исчезли. Совсем. Наступила такая тишина, что начала давить на уши. Спасало только частое дыхание хрутта. Шаман словно стремился прокачать несколько кубометров воздуха через свои легкие. Устал, наверное. А на меня начала давить энергетика этих мест. Пытаясь стряхнуть наваждение, я ускорил движение.

И пошел снег. Он падал крупными хлопьями, сразу покрывая верхушки деревьев и тая. К земле долетали редкие снежинки — весь удар стихии приняла на себя тайга. Шаман плотно закутался в ободранную и сожженную местами телогрейку, достал из ее кармана шапочку и натянул на голову.

— Короче, — сказал он, — надо место для ночлега искать. Куда еще топать при такой видимости? Завалит еще.

— Можно найти корневище дерева и под ним развести огонь, — предложил я.

— Не-ее! — протянул насмешливо Шаман. — Не согласен ночевать под открытым небом!

— И где ты найдешь жилище в такой глуши? — стал раздражаться я неуемным весельем заложника. Слишком вольно себя ведет.

— Да перед тобой!

Приглядевшись, я увидел-таки в сереющих сумерках дня покосившуюся от старости избушку, или заимку, как здесь называют подобные строения местные хрутты. Она почти вросла в землю, поэтому я сразу и не разглядел ее, скрытую в зарослях рябинника и черемухи, неведомым образом выросшей в хвойном лесу. Потянув носом влажный воздух, я не учуял посторонних запахов. Осторожно ступив вперед, я тихим голосом приказал:

— Иди и осмотри заимку!

— Боишься засады? — понятливо кивнул Шаман, и как беспечное животное, проломился через кусты, оставляя на влажном снежном покрове следы. — Правильно, я тоже боюсь, только другого.

Подойдя к заимке, он обошел ее кругом, осторожно потянул на себя дверь, сколоченную из грубых толстых плах, и громко гаркнул что-то. Потом осторожно исчез внутри, и долго не появлялся, испытывая мое терпение. Я понимал мысли Шамана. Хрутт понемногу смелел, делая попытки надавить на мое психоэмоциональное состояние после потери группы. Таким образом, он вынуждал меня совершить какую-нибудь ошибку, которая позволит ему убежать и скрыться в лесу. Решение правильное, но направлено не в ту сторону. Фомальпасцы редко подвержены эмоциональным срывам, я уже говорил, что в нашем обществе есть четкие критерии в иерархической градации. Потеря Учеников никоим образом не может повлиять на мои решения и действия. По-человечьи говоря, мне плевать на их смерть. Не смогли одолеть землян — значит, были недостаточно готовы к Охоте. Зря старается парень.

Ага! Замахал руками! Не расслабляясь, я вышел к заимке. Вблизи она выглядела совсем уж плохо. Бревна источены мелкими жуками, крыша еще держится, и то благодаря кругляку, а не тонким жердям, которые скороспелые строители современности накидывают сверху, лишь бы от дождя скрывала. А здесь добротные плахи, заваленные плотным слоем лежалой хвои. Я тоже обошел строение кругом. Есть печь, и это уже хорошо. Жестяная труба проржавела, но еще держится. Одно маленькое оконце, в которое вставлена металлическая решетка. Даже голова не пролезет. Зачем такие сложности? Я поймал себя на мысли, что стал мыслить подобно хруттам. Для меня теперь важно было найти хороший ночлег, правильно развести костер, сварить похлебку. Свой рацион я уже практически уничтожил. Вот теперь и мистикой место заразился. Что вообще со мной происходит?

Мы вошли вовнутрь, и при скудном освещении Шаман зажег огарок свечи, который стоял в ржавой маленькой плошке.

— Закрывай дверь плотнее. Видишь скобы по бокам? Толкай в них брус, заклинивай дверь.

— Я не вижу здесь никакого бруса, — пробормотал я, напряженно всматриваясь в темные углы избушки. — Все давно истлело, превратилось в прах.

— Сходи на улицу, сруби подходящую жердь, — Шаман метнулся к маленькой чугунной печи и деловито зашуршал берестой. — Шевелись, Высший, скоро будет совсем темно, а нам надо еще похавать приготовить. Здесь дикие места, медведи шастают иногда. Забредут на огонек, сожрут….

Разговорился! Как же он быстро осмелел!

Я вышел наружу, внимательно огляделся и нашел подходящее молодое деревце, срубил его своим мечом, тщательно ошкурил, марая руки липкой смолой, но результатом остался доволен. Теперь осталось только примерить по длине, и дело сделано. Довершать пришлось также с помощью клинка. Топор был утерян вместе со Стохсом, бесславно погибшим в бараке хруттов. До сих пор понять не могу, что его толкнуло влезть в ловушку. Заманили и уничтожили как щенка.

Закончив с запором, я уселся на опасно затрещавший под моим весом лежак. Надо было нарубить свежего лапника, но шевелиться не хотелось. Странное место, давит на нервы.

— Слышишь, Высший! — окликнул меня хрутт, сидя на корточках возле печки. Он уже разжег огонь, и пламя с гудением набирало силу. — Жрать уже нечего! Последнюю банку тушенки вскрыл. Да и твой биопаек закончился. Мясо кушаешь?

— Даже сырое, — оскалился я в темноту.

— Зашибись, тогда надо олешка завалить какого-нибудь или козла. Иначе не дойду с тобой до урочища, помру в пути. А вообще, зачем я тебе там нужен? Для ритуала?